Юля остановилась.

– Ты чуть не наступила на майского жука. Мы не причиняем вреда, помнишь?

Юля попросила показать ей лагерь. В домах почти ничего не было. Только самое необходимое. Деревянные лавки, вместо столов – коврики, вместо кроватей – матрасы прямо на полу. А еще несколько стопок книг в углу.

– Откуда столько книг? – изумилась Юля.

– Шаман доставал.

– Ты живешь здесь один?

– Нет. Ты видела женщину, которая купала ребенка. Вот…

– Это твой ребенок? – закричала Юля так звонко, что голос разнесся по всей округе.

Артем кивнул.

– О боже! Боже! Боже мой!

Юля выбежала на улицу, расцеловала незнакомую женщину средних лет, схватила младенца, прижала к груди и стояла с ним, глядя в небо, обливаясь слезами и чувствуя, как накатывает то, что называется счастьем. У женщины были большие карие глаза и обаятельная улыбка. Под платком, упавшим с головы на шею, вились густые темные волосы. Женщина была крупная и высокая, фигуру под балахоном Юля не разглядела. Большими руками женщина взяла младенца у Юли, два раза кивнула и слегка присела – словно поклонилась. Юля погладила ее по руке.

– Как зовут? – не удержалась Юля.

– Елизавета, – громко сказал Артем. – Красивое имя.

Женщина еще раз кивнула и понесла девочку в дом. А Юля с Артемом остались на улице.

– Она немая, – тихо произнесла Юля, когда женщина исчезла за дверью.

– Да. Это хорошо, – ответил Артем.

– Понятно.

Юля посмотрела вокруг, заморгала, но не заплакала.

– Можно я буду приезжать и навещать вас? – спросила она очень серьезно и без слез.

– Да. Но не говори никому, что мы здесь.

– Не скажу. – Юля крепко обняла Артемку и, не выпуская из объятий, шепнула: – Скажи мне, скажи: тогда, тот первый взрыв на дискотеке, – это ведь был не ты? Не ты?

– Я не люблю вспоминать прошлую жизнь. Только эта жизнь имеет значение.

На обратном пути в машине опять молчали. Теперь молчание казалось естественным, в молчании заключалась истина, оно было священным.

* * *

Могила бабы Раи сильно заросла. Юля пришла с перчатками, тяпкой и граблями, вырвала сорняки, посадила цветы, разложила цветы, купленные у дороги, убрала старые листья, вся взмокла.

Села на скамеечку и посмотрела в голубое небо. «Видишь, бабуль, как все складывается? И так… И сяк…»

Потом она собралась, оставила Инне обещанные деньги и поехала в тюрьму. В Барнауле сняла номер в гостинице, вещи не распаковывала, только душ приняла и поела в ресторане.

Юля не знала, к чему готовиться, чего ждать от встречи с Мишкой. Она понимала, что совесть он ей не облегчит, успокоить – не успокоит, она его тоже успокоить не сможет и вряд ли сможет подбодрить, но для заключенного любой дружеский визит важен, даже если от него нет никакой пользы. Юля представляла себе, что Мишка изменился, выглядит, возможно, иначе, но когда он вышел к ней, опираясь на палку и еле переставляя ноги, у нее губы задрожали.

Ноги казались огромными – гораздо толще, чем любая здоровая нога. Руки тоже распухли. Каждый палец на руке распух и покраснел, Мишка ими еле шевелил. При этом лицо у него было осунувшееся и бледное, с красными кругами по линии верхних и нижних век. Он выглядел совершенно истерзанным.

– Привет, – тихо сказала Юля, пытаясь хотя бы первые секунды удерживаться от вопросов.

– Привет, – улыбнулся Мишка, и у Юли закололо сердце.

– Ты говорил, что все нормально.

– А все так и есть, – усмехнулся Мишка.

– Да? А как понимать твой вид? Что это за хрень? – У Юли скривилось лицо – так хотелось заплакать.

– Не смей тут нюнить!

– Ладно. – Юля выдохнула, поджала губы. – Так что это такое? Говори!

– Пришла в тюрьму и хочет говорить о плохом! Поговорим о чем-нибудь приятном! – прикалывался Мишка.

– Ты что, идиот? Хватит!

– Ладно, слушай, у меня это давно началось, ясно? Я все откладывал поход к врачу. Да и нет у нас нормальных врачей здесь, ты же знаешь. Я был у одного – мне сказали, что-то с почками, потом другой сказал, что артрит, но толком никто не разобрался, что это такое. Лекарства я принимал, какие давали, мне не помогало. Ну а потом я попал сюда. И внезапно все стало гораздо хуже. В ногах вообще адские боли. Меня как будто на части разрывает. И… кожа лопается, ранки везде, из них вытекает лимфа… – Мишка поморщился. – А руки так болят, что я ложку с трудом держу.

– Боже мой! А здесь у тебя был врач? Ты просил?

– Слушай, ты разговариваешь, как девочка какая-то наивная, первоклассница.

– Но можно же потребовать! – Юля в отчаянии повысила голос. – И не ори на всю комнату, – шепнула она, глядя по сторонам и проверяя, не таращатся ли другие посетители.

Но другие были заняты своими проблемами.

– Еще можно потребовать, чтобы мне на завтрак подавали блины с икрой и поставили в камеру телик с плоским экраном! Блин, Юля, о чем ты говоришь… Когда в еде нет стекла, я уже на седьмом небе. А ты, понимаешь, недовольна, тебе врача подавай! – Мишка опять усмехнулся. – Ладно, если тебя это так волнует, то встреча с врачом у меня завтра.

– Ну хорошо, хоть что-то.

– А что толку? Нормальные-то врачи не помогли, а здесь что? Вообще ничего не будет. Один Бог знает, как я боюсь лишиться конечностей. Лучше смерть.

– Нет, не лучше. И ты не останешься без конечностей. Мы как-нибудь решим этот вопрос. Я тебе обещаю. Я не знаю как, но если тебе в быстром темпе не помогут, я добьюсь через адвоката, чтобы к тебе прислали самого лучшего врача. И мы найдем самого лучшего врача. Слушай, я понимаю, что тебе ужасно, паршиво и больно, но ты только продержись! Я тебя умоляю! Я твоих детей видела, они чудо!

– У меня сил нет. – Мишка изменился в лице, он больше не шутил и выглядел растерянным, как ребенок. – Такое бессилие в организме, в голове. Я даже… Мне даже говорить тяжело. Такое ощущение, что что-то глушит мой голос изнутри. – Мишка кашлянул.

– Что глушит? – испугалась Юля.

– Не знаю. У меня как будто закончился какой-то… ресурс. Даже словесный. Сказать не могу, попросить не могу, мне тяжело лишнее слово выдавить из себя. – Мишка смотрел на Юлю очень жалобно, и глаза у него были, как у больной собаки, такие, что сердце разрывалось.

– Я тебя никогда таким не видела. Ты же сила и мощь нашего поселка! Ты мой герой. Для меня ты – герой и лучший друг на свете. Пожалуйста, только не сдавайся. Настрой – это главное. Настройся. Настройся и делай все правильно. Надо перетерпеть, а дальше поправишься, выйдешь, у тебя семья, дети, Инна! – Юля столько сил тратила на убеждения, что вспотела и раскраснелась.