Такой неожиданный поворот разговора Гросса не обескуражил.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, адвокат Вертен, — деловито отозвался он.

— Баронесса, — произнес Вертен со значением, — должен довести до вашего сведения, что наше расследование санкционировано сверху.

— Вы хотите сказать… — начала баронесса, но Вертен ее прервал:

— Мы не свободны раскрыть имя поручителя, но можете быть уверены, что это весьма важная персона при дворе. И ваша помощь там будет воспринята благосклонно.

— Вам следовало бы сказать об этом сразу. Конечно, сделайте все, что нужно, и расскажите миру о невиновности моей дорогой Марии.

— В таком случае, баронесса, поставьте вот здесь вашу подпись. — Вертен протянул ей письмо к аббату монастыря, где была похоронена Мария Вечера.

— Все, что угодно, все, что угодно. И пожалуйста, намекните вашему… покровителю о моей глубочайшей преданности дому Габсбургов.

Вечером, когда они прибыли в монастырь, в небе сверкнула молния, и загремел гром. Как в дешевой мелодраме, подумал Вертен. Женоподобный аббат в коричневой рясе и с тонзурой на макушке сжал письмо баронессы Елены Вечера своими пухлыми пальцами и с шумом втянул в себя воздух.

— Весьма необычно.

— Госпожа желает эксгумировать тело своей дочери, — пояснил Гросс. — Вот наши работники. — Он кивнул в сторону подчиненных Климта, стоящих с котелками в руках. — А это наш нотариус, — кивок в сторону Вертена, — и врач, — последний кивок в сторону Крафт-Эбинга, которому пришлось ради этой поездки оторваться от ужина.

Снаружи небо прорезала яркая вспышка молнии. Следом раздался раскат грома, и по крышам застучал дождь.

— Это так похоже на ту ужасную ночь, когда ее привезли сюда. — Аббат покачал головой и протянул письмо обратно Гроссу. — Пришлось ждать несколько часов, пока утихнет ливень.

— У вас тут есть надворная постройка, где можно произвести осмотр? — спросил криминалист, пропуская его слова мимо ушей.

Крафт-Эбинг начал переодеваться, а Климт и его люди направились к неприметной могиле на монастырском кладбище. Вертен держал над ними фонарь. Рядом стояли аббат и послушник, который держал над его головой зонтик. Аббат оказался весьма словоохотливым. К тому времени, когда лопаты копавших ударили в дерево, Вертен знал, что разрешение похоронить самоубийцу на освященной земле епископ дал с большой неохотой. После того, как ему представили официальное заключение полиции, что Марию застрелил кронпринц Рудольф, а потом покончил с собой. Аббат также рассказал о страшном горе, в каком пребывали оба дяди девушки, сопровождавшие ее тело в ту ненастную ночь 1889 года.

Наконец людям Климта удалось подвести под гроб веревки, и его вытащили наверх. Вертен с облегчением увидел, что гроб простой, деревянный. А значит, разложение давно закончилось.

Гроб протащили по скользкой дорожке в небольшой каменный сарай, где поставили на стол, сооруженный из запасной двери, положенной на козлы для пилки дров. Гросс с Крафт-Эбингом стояли наготове, оба в белых халатах, резиновых перчатках и хирургических масках. Гросс открыл ломиком крышку, гвозди при этом вылетели с отвратительным скрежетом. Когда же наконец крышку подняли, помещение наполнил невыразимый смрад. Двое крепких парней из команды Климта выбежали наружу, их затошнило. Надежда Вертена, что разложение давно закончилось, не оправдалась. Он зажал рот и нос полой пальто, дыша сквозь влажную шерсть.

— Ничего страшного, — объявил Крафт-Эбинг. — Просто гроб покинули скопившиеся газы. А сам труп полностью разложился.

Но странным образом тления избежало платье несчастной девушки. Оно облегало скелет, создавая жутковатую картину. Сохранились и несколько прядей золотистых волос.

Вскоре все почувствовали, что психиатр прав. Вонь существенно ослабла, тем более что дверь в сарай была открыта для притока свежего воздуха.

Крафт-Эбинг с Гроссом принялись за дело, время от времени кивая и негромко переговариваясь друг с другом. Наконец они отошли и сняли маски.

— Потрясающе, — проговорил Крафт-Эбинг. — В черепе нет никаких следов пулевого ранения, о котором сказано в полицейском протоколе. Вместо этого мы имеем все признаки тяжелейшей травмы.

— От удара, — добавил Гросс.

Крафт-Эбинг кивнул:

— Да. Ее либо несколько раз ударили массивным тупым предметом или, наоборот, били головой о такой предмет.

— Например, о кроватный столбик, — опять уточнил криминалист.

— Ее действительно не застрелили? — с трудом проговорил Вертен.

— Нет, — ответил Крафт-Эбинг. — К тому же кронпринц просто не смог бы это сделать. Насколько я его знал, он не был способен на такой поступок.

В небе вспыхнула молния, прогремел гром. И сразу следом хриплый рокочущий голос приказал:

— Прекратите это безобразие.

Голос принадлежал стоящему в дверях высокому господину. Вертен сразу его узнал по пушистым усам и яркому клетчатому узору на цилиндре. Это был Александр Бальтацци, дядя убитой Марии. Известный всей Вене король скачек, лошади которого выигрывали чуть ли не каждый заезд.

— Барон Бальтацци… — начал Вертен, но тот его оборвал:

— Немедленно закройте гроб. Моя сестра отменила разрешение. Закройте немедленно, слышите? Вы ее жестоко обманули.

— Сейчас гроб закроют, — отозвался Гросс ровным голосом. — Мы закончили работу. Вы желаете узнать результаты?

— Убирайтесь! — крикнул Бальтацци. — Это все в прошлом.

— И все же я скажу. Возможно, это для вас что-то значит. — Гросс начал стягивать перчатки. — Она была убита, барон. Это было не самоубийство, а умышленное зверское убийство.

— Довольно! — Бальтацци выхватил из кармана сюртука пистолет, но один из крепышей Климта сноровисто выбил его ударом ноги.

— Вы меня слышали? — спросил Гросс. — Преднамеренное убийство. Ваша племянница была убита, и погибла она не от руки кронпринца.

Барон устремил на криминалиста взгляд, полный ненависти.

— Вы полагаете, что это для меня новость? Это же я привез ее сюда похоронить. Тайком, чтобы никто ничего не узнал. Я помогал копать могилу, из которой вы ее только что вытащили. Поэтому не надо мне описывать подробности ее смерти. Хватит. Наша семья достаточно настрадалась. И теперь, когда мы снова начинаем приобретать какой-то вес в обществе, не смейте этому мешать.

Гросс кивнул Климту. Его люди накрыли гроб крышкой и понесли к могиле. Бальтацци молча последовал за ними. Он подождал, пока гроб снова не засыпали землей, затем вернулся в ожидающую его карету и покинул монастырь.

Крафт-Эбинг уехал первым в своей одноконной карете. Вертена с Гроссом, а также команду Климта ждали фиакры.

— Какой ужасный человек, — сказал Вертен, усаживаясь на сиденье.