— Но ведь доктор из Клагенфурта… — начал Вертен.

— Тут вот какое дело, — прервал его Гросс. — В последнее время Биндер стал рассеянным, возможно, из-за болезни. На самом деле он побывал в Граце, но запись сделал в разделе, относящемся к другому месяцу. Рядом с фамилией доктора у него стоит дата «16-8-98», но в разделе книги заказов за июль. Стало быть, во вторник вечером он встречался с главным хирургом центральной больницы Граца доктором Баернхардтом Энгельсом. Я с ним хорошо знаком и поэтому сходил на телефонную станцию и позвонил ему. Доктор подтвердил, что Биндер действительно был в моем родном городе в тот самый вечер, когда была убита фрейлейн Ландтауэр. Ему пришлось подождать, пока доктор закончит вечернюю операцию. Энгельс сказал, что герр Биндер ушел от него примерно в девять вечера. Сверившись с расписанием движения поездов, которое лежит на вашем столе, Вертен, я обнаружил, что последний поезд в Вену отходит из Граца в девять тридцать, а первый утренний в шесть тридцать и ко времени его прибытия полиция уже давно обнаружила в Пратере тело фрейлейн Ландтауэр. Следовательно, Биндер к ее убийству не причастен. А значит, и ко всем остальным.

Хотя они это уже не раз обсуждали, но все равно открытие потрясло Вертена. Теперь версия из вероятной стала достоверной. Убийства в Пратере действительно были совершены для прикрытия устранения Фроша. По телу адвоката пошли мурашки. Он поежился.

— Похоже, друзья, вы нащупали какой-то важный след, — сказал Климт. — Но почему именно Биндер?

— Скальпели, — сказал Вертен. — Люди, организовавшие эти убийства, за нами следили. И знали, что нам известно о скальпеле с неровным лезвием.

Гросс кивнул.

— Когда Биндер беспечно оставил свою сумку без присмотра в кафе, настоящий убийца украл у Биндера такой скальпель. А затем свалил на него свои преступления. Теперь остается разобраться с отрезанными носами.

— Поскольку Биндер ни при чем, то, выходит, это никак не связано с сифилитическим психозом, — заметил Вертен.

— Да, — согласился Гросс. — Что еще может символизировать нос?

Вертен задумался.

— Тщеславие. Когда человек задирает нос.

— Или сует его в дела других, — добавил Климт.

— Нет. — Гросс махнул рукой. — Это должно иметь отношение к Фрошу, поскольку истинной целью был он.

— Может быть, какой-то особенный запах? — предположил Климт.

— Конечно. — Гросс хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— Запах? — удивился Вертен.

Гросс тяжело поднялся с кресла и направился окну.

— Индейцы. Американские индейцы. Это может быть связано с их традициями. Если я не ошибаюсь, в племени сиу существует обычай отрезать носы неверным женам. А Фрош…

— …собирался открыть правду о гибели кронпринца Рудольфа, — закончил за него Вертен. — То есть совершить предательство.

— Но кто же это все делал? — спросил Климт.

— Тот, кто очень высоко ставит символы, — ответил Гросс, глядя в окно. — Для кого преданность важнее всего в жизни. Тот, кто считает себя вправе покушаться на жизнь кронпринца и императрицы. И тот, кто считает себя очень умным. — Он помолчал, затем добавил: — Ну насчет этого мы еще посмотрим.

Он разглядывает криминалиста, стоящего в оконном проеме дома напротив. Будь у него ружье, этот человек был бы уже мертв.

То происшествие в Женеве до сих пор не дает ему покоя. Все должно было выглядеть как несчастный случай. Так приказали. Зачем, спрашивается? Вместо того чтобы спокойно прикончить криминалиста и адвоката, пришлось организовать инцидент, закончившийся напрасной гибелью двух хороших лошадей.

А эта возня с трупами во время эпопеи в Пратере!.. Опять же — зачем? Ему пришлось тащить трупы под землей в специально экипированный подвал в Третьем районе, где были хирургические инструменты и чаны для сцеживания крови, которую он потом сливал в ближайшую канализационную трубу. Столько хлопот из-за ерунды. Если ему что здесь и нравилось, так это момент встречи с жертвой. Какой приятный она источала запах страха! А он спокойно сжимал голову и быстро поворачивал, слушая, как ломается шея. Такой приятный звук.

Ему ничего не объясняли. Конечно, он был солдатом, а приказ есть приказ. Но задавать вопросы себе он все же имел право. Что это у них за игра? В случае с императрицей ему пришлось переодеться кучером, а потом ринуться к ней, чтобы помочь. Умереть. И к чему бессмысленная суета с этим идиотом итальянцем? Ему легче было бы убить по-чистому десятерых, чем это.

Даже их встречи майор обставлял как в театральном спектакле. Он был уже давно подполковник, но для него навсегда останется майором. А последняя вообще была очень странная. Майор пришел, нарядившись монахом, и сидел все время с капюшоном на голове. В полумраке комнаты нельзя было ничего как следует разглядеть, и только спустя какое-то время он понял, что это вовсе не майор, а кто-то другой. Это случилось, когда его сутана чуть распахнулась и на груди блеснул кулон. Орден Золотого Руна. Непонятно, зачем все эти представления? Ведь речь шла всего лишь об убийстве, ни о чем больше.

Теперь вот нужно исправить ошибку, совершенную в Женеве. Такое с ним случилось в первый раз. Но больше не повторится. И плевать на приказы майора. Теперь он не будет пускаться на всякие ухищрения. Всадит этим двоим в голову по пуле, а дальше пусть разбирается полиция.

Просматривая вечером свои записи, Вертен вспомнил замечание профессора Крафт-Эбинга относительно того, что брат наследника трона эрцгерцог Отто — член пресловутого «Клуба ста», где знатные сифилитики развращали и заражали смертельной болезнью молодых девственниц. В связи с этим возник вопрос: а не связаны ли убийства в Пратере с этим клубом? Отрезанные носы все-таки должны были что-то значить.

Вертен уговорил Гросса еще раз встретиться с профессором. Тот неохотно согласился.

Утром перед уходом Вертен просмотрел почту, где сверху лежал конверт, написанный почерком Берты. Он быстро его открыл и прочел.

«Дорогой Карл!

Пожалуйста, прости меня за выходку в воскресенье. Но я хочу, чтобы ты знал — любовь означает полное доверие. Ты меня понял? И пожалуйста, скажи доктору Гроссу, что чужие письма читать неприлично».

Вертен обернулся. Действительно, Гросс читал письмо за его плечом.

— Умная девушка, — заметил криминалист без малейшего намека на смущение.

Вертен продолжил чтение, на этот раз повернувшись к нему лицом.

«Эта неделя у меня вся заполнена делами. Уверена, что и у тебя тоже. Давай встретимся в пятницу вечером и как следует повеселимся. Целую, дорогой. И скучаю, как влюбленная школьница. Браслет мне очень понравился.

С любовью Б.»

«Как же я тебя люблю, — подумал Вертен, облегченно вздыхая. — Теперь можно спокойно заниматься делом».