В Дании же Бальдр – бог-воин, а вовсе не безобидная жертва. Там все готовятся к Рагнарёку, где будут участвовать в чудовищной битве. И Бальдр, как мы увидим позже, окажется единственным, кто после гибели богов останется в строю.

Какой из вариантов правильный? Любой, потому что, как я уже сказал, любая форма устного творчества имеет тенденцию к видоизменению в зависимости от местности. Получается, в Дании верили одним способом, в Исландии – несколько другим, и невозможно ни разделить эти варианты, ни определить, какой из них «правильный».

Поэтому логичнее обратиться к общему корпусу сведений о скандинавских и – шире – древнегерманских богах. А также к истокам, выясняя, откуда взялись все эти представления, потому что они имеют самые широкие параллели и в индоевропейской, и в мировой мифологии: образы, сюжеты, мотивы[113].

Религия как культурный феномен – это объективное отражение окружающего мира на доступном человеку уровне. Потому что даже в те далекие времена, когда никому не были известны, к примеру, теория струн или принцип неопределенности Гейзенберга[114], позволяющие современным людям описывать мир, их предкам было необходимо каким-то образом постичь то, что происходит вокруг. Ведь что представляет собой любое описание? Прежде всего попытку осмыслить. Совсем обойтись без рефлексии над окружающим человек не может, стремление к объяснению всего и вся – нормальное состояние для него. Так и появляются, в частности, мировой олень Эйктюрнир, влага с чьих рогов дает начало всем рекам, и мировая корова Аудумла, которая, старательно вылизывая покрытые инеем соленые камни, таким образом сотворила могучего первочеловека Бури. Конечно, сейчас вряд ли кто-то всерьез верит, что где-то живет корова размером с несколько Солнечных систем и что-то лижет в космосе. Однако в истории человечества были периоды, когда в подобных коров верили как в совершенно понятную, безусловную реальность. И эта реальность отражала и объясняла то, что окружало человека на каждом шагу, в любую минуту.

Изучая религию, мы изучаем материальный мир. Реальность мира для древних людей – это реальность бога (в данном случае совершенно безразлично, какого именно: важна была сама возможность обитания божеств в мире). Тогда ни у кого не вызывало вопросов существование бога, несмотря на то что люди были крайне прагматичны (и викинги в том числе), а окружающую реальность познавали чисто эмпирически. Люди с таким типом мышления подходили к данному вопросу по-деловому, и в этом до них далеко любому современному атеисту. Однако они всегда знали совершенно твердо, что, раз уж окружающий их мир – реальность, то и другой мир – реальность ничуть не меньшая. Иначе они не умели объяснить, откуда все взялось, а, как мы уже знаем, человек не может полноценно жить без рефлексии. Это нас в основном и отличает от животных.

Еще очень важно отметить следующее: для древнего германца, как и для скандинава и представителей других современных им народов, не существовало никакого мира мертвых. Ушедшие в мир иной не были мертвыми – они оставались нормальными, по-своему живыми людьми. Поэтому мы постоянно встречаем в сагах и других источниках сообщения о жертвах, которые приносились как во время погребения (точнее, проводов в другой мир), так и в качестве последующих почестей. Духов предков требовалось кормить точно так же, как и собственную семью. Кстати, связь с тем светом или каким-либо другим светом – вещь непростая. Просто так туда не спутешествуешь: нужно было соблюдать много тонкостей и строгих правил. Не забудем, что в германо-скандинавской мифологии было далеко не два и не три мира – их было девять: верхний (Асгард, небесный мир богов), нижний (мир мертвых, владения Хель), срединный (Мидгард, населенный людьми) и несколько параллельных. Отсюда становится понятно, что связь с другими мирами – дело ответственное и ею обусловлено множество различных явлений, в том числе и в повседневной жизни.

Как германская космогония описывает, например, возникновение мира и человека? Весь мир родился, как мы знаем, из плоти великана Имира, который стал первым живым существом. Если взглянуть на конкретное изложение, то мы узнаем интересные подробности: пока он спал, одна его нога спарилась с другой ногой и зачала сына, а проснувшись, он обнаружил, что под рукой еще и люди образовались. Причем люди эти были какими-то странными: больше об их судьбе ничего не говорится. В то же самое время из таявшего льда появилась мировая корова, что питала Имира молоком. Затем его убили асы – внуки первочеловека, родившегося от холода камней, которые корова лизала, и тепла ее языка. Один из этих внуков, между прочим, – верховный бог германо-скандинавской мифологии Один. Из плоти Имира получилось все в мире: из мяса – суша, из крови – вода, из костей – горы, из зубов – скалы, из волос – лес, из мозга – облака, из черепа – небесный свод.

Теперь взглянем на совершенно другой народ, живущий на другой стороне земного шара: на китайцев. В их представлении об устройстве мира точно такая же судьба постигла великана Пань-гу, который раздвигал небо и землю, чтобы они отделились друг от друга, но дораздвигался до того, что лопнул. Результат оказался сходный: все, что люди видят вокруг себя, – это плоть Пань-гу. Его дыхание стало ветром и облаками, голос – громом, левый глаз – солнцем, правый – луной, четыре конечности – сторонами света, локти, колени и голова – пятью священными горами, кровь – реками, жилы и вены – дорогами на земле, мясо – почвой на полях, волосы на голове и усы – созвездиями, растительность на теле – травами и деревьями, зубы и кости – золотом и каменьями, костный мозг – жемчугом и нефритом, пот – дождем и росой[115]. Хотя индоевропейцы и китайцы – народы совсем разные, их способы метафорического описания реальности оказались практически одинаковыми. Уподобление космоса человеческому телу, равно как и понятие о единстве макро- и микрокосма, характерно для целого ряда древних космогонических систем. Получается, что одни и те же архетипические легенды возникают у людей, живущих за тысячи километров друг от друга[116].