«Я никогда не бежал из битвы. Пусть бог распорядится моей жизнью, но я никогда не обращусь в бегство».

И бой начался. Саги дружно описывают, как в первом же столкновении люди Олафа Трюггвасона опрокинули датчан: они захватили несколько кораблей (в сагах это называется «очистили драккары от людей») и датчане вынуждены были рубить абордажные крючья и убегать куда глаза глядят. Сразу после этого на Трюггвасона набросился Олаф Шётконунг со шведами, и все повторилось: шведы не выдержали и стали отступать со своих кораблей. Интересная подробность: Трюггвасону противостояло (как мы насчитали, опираясь на более или менее здравые оценки) 139 кораблей – это примерно 7–7,5 тысячи человек, против его трехтысячного войска. Почему же они не атаковали его все вместе, разом? Это означает, что пролив был довольно узким и не позволял врагам подобраться к Олафу Трюггвасону одновременно. Не было достаточного пространства для того, чтобы выстроить решающих размеров фронт, который охватил бы его, окружил со всех сторон и дал возможность воспользоваться подавляющим численным превосходством.

Попутно объясню, почему я думаю, что у Эйрика Хаконссона имелось не 30, а всего 19 кораблей. Впрочем, эта цифра не является строго установленной – главное в том, что флот у него был небольшой. Так вот: именно Эйрик Хаконссон нанес решающий удар, пока Олаф Трюггвасон расправлялся со шведами. Эйрик ударил во фланг. Если бы в его распоряжении было много кораблей, они просто не смогли бы подойти с фланга так, чтобы ударить всем вместе. А мы видим по результатам битвы, что маневр Эйрику все же удался.

Итак, Эйрик подвел свои корабли к правому крылу построения Олафа Трюггвасона и начал высаживаться на самые маленькие корабли, где было немного защитников, и очищать их один за другим. Несмотря на то что его флот был самый маленький, совершенно несопоставимый с другими участниками, именно это обстоятельство сыграло важнейшую роль в битве. Заходя в узкий пролив по 1–2 судна, этот маленький флот сумел выполнить задачу, с которой ни одна крупная флотилия не справилась бы. В итоге люди Эйрика Хаконссона начали сметать людей Олафа Трюггвасона с кораблей. Тому было решительно неясно, что предпринять: вроде бы датчан успели отбросить, шведов уже начали побеждать – но до сих пор дрались по привычке, лоб в лоб! А тот прием, который был использован Эйриком, даже не упоминается в источниках, описывающих морские баталии эпохи раннего Средневековья: это была какая-то неведомая хитрость. Как ей противостоять, никто не знал. Да, конечно, у Трюггвасона имелось больше людей, чем у Хаконссона, но ведь корабли-то узкие: спрашивается, как отправить на подмогу флангу столько воинов, чтобы они гарантированно обеспечили численное превосходство? Ответ один: никак. При этом Олаф Трюггвасон не мог позволить себе заняться неторопливым обдумыванием стратегических тонкостей: со всех сторон шел кровопролитный бой, отовсюду подпирали люди неприятеля – и на шведов нужно было отвлекаться, и датчане начали возвращаться потихоньку. И наступил очень неприятный для Олафа момент в битве.

Что характерно: его прекрасный корабль «Великий змей» был гораздо длиннее остальных. Он не мог не выдаваться из боевой линии, а это значит, что на нем было очень удобно атаковать, так как он буквально врезался в пространство между вражескими кораблями и нависал над ними. Атаковать, действительно, было удобно, а вот обороняться на нем было значительно сложнее. Об этом перед боем прямо заявил соратник Олафа Трюггвасона. Вот как сага описывает этот эпизод:

«Олав конунг велел трубить сбор всем своим кораблям. Корабль конунга стоял в середине. С одной его стороны стоял Малый Змей, с другой – Журавль. Когда стали связывать носы кораблей, то связали и носы Великого Змея и Малого Змея. Увидев это, конунг громко крикнул, приказывая продвинуть вперед его большой корабль, чтобы он не остался сзади всех других кораблей. Тогда Ульв Рыжий отвечает:

– Если Змей будет настолько дальше выдвинут вперед, насколько он длиннее других кораблей, то здорово будет доставаться тем, кто стоит на его носу!

Конунг говорит:

– Не знал я, что тот, кто стоит на носу моего корабля, не только рыж, но и труслив.

Ульв говорит:

– Попробуй-ка защити так спиной корму, как я буду защищать нос!

Конунг схватил лук, положил на него стрелу и стал целить в Ульва. Ульв сказал:

– В другую сторону стреляй, конунг, туда, куда нужнее. Ведь для тебя я делаю то, что делаю».

Прогноз оказался верным: когда пришло время обороняться, стало ясно, что очень высокий нос в этом занятии скорее помеха, чем союзник. Норвежцы начали терпеть поражение.

Тем временем еще один соратник Трюггвасона – Эйнар Брюхотряс, который был великолепным лучником[105], – приступил к настоящей охоте на Эйрика Хаконссона и едва не убил его с двух выстрелов: одна стрела просвистела мимо головы и вонзилась в румпель, а другая – прямо под ноги. Эйрик, поняв, что сейчас его застрелят, велел своим лучникам вывести Брюхотряса из строя любым способом. Читаем в саге потрясающее по пронзительности место:

«Финн выстрелил, и стрела попала в середину лука Эйнара в то мгновение, когда тот натягивал свой лук в третий раз Лук с треском разломился надвое Тогда Олав конунг спросил:

– Что это лопнуло с таким треском?

Эйнар отвечает:

– Лопнуло дело твое в Норвегии, конунг».

Естественно, этот диалог, как и предыдущие процитированные, был приписан много позже. Олаф отдал свой лук Эйнару, но тот, попробовав, сказал, что лук слишком слаб, и взялся за щит и меч.

Исход сражения был очевиден. С одного фланга навалились датчане, с другого – норвежцы, спереди – шведы, и они очистили все корабли, кроме трех самых больших, которые взяли в осаду. Раз за разом они пытались взять их штурмом, но выжившие, сгрудившись на огромной платформе, сформированной из этих кораблей, постоянно их отбрасывали. Саги заостряют внимание на одной детали в поведении Эйрика: захватив каждый новый корабль, он перерубал канаты, связывавшие его с другими, и отправлял подальше от себя. Таким образом, он «откусил» у Олафа Трюггвасона значительную часть линии обороны с одной стороны. Вообще, надо признаться, что сражение при Свёльде описано в сагах удивительно подробно, и это не может не вызывать у читателя определенных эмоций.

Думаю, у читателя готов очередной вопрос: почему, собственно, в морском бою творилось такое зверство? Неужели не существовало каких-либо других способов обращения с противником, кроме как «очистить корабль»? Ведь есть же такое понятие, как «взять в плен»… Безусловно, взять в плен в морском бою можно – но куда потом пленника девать? И сзади себя его не оставить (а ну как опять нападет?), и за ручку на свой корабль не отвести. Поэтому в плен не очень-то и брали – гораздо проще было выбросить за борт. Надо сказать, что не очень-то в плен и сдавались – по этой же самой причине: если ты знаешь, что тебя гарантированно отправят на дно, то, естественно, постараешься побольше насолить врагам напоследок. Хотя в отдельных случаях плен все-таки практиковался – для особо знатных воинов: во-первых, потому, что многие участники таких событий приходились друг другу довольно близкими родственниками, а во-вторых, потому, что за пленника можно было взять большой выкуп или использовать его в какой-нибудь политической интриге.