– Полагаю, не «за что», а «ради чего», госпожа, – уточнил Калигар. – Признаться, этот вопрос занимает и нас с государем… правда, не столько с матримониальной точки зрения, сколько с военно-политической. Ситуация на полуострове… – Он неловко замолчал, вдруг осознав, что его внимательные слушатели – женщины, с которыми не годится обсуждать государственные дела, и предпочел немедленно сменить тему: – Царевна, вам удалось узнать у пустынника что-нибудь еще, кроме его имени?

– Боюсь, ничего важного, – помолчав, ответила Солан. Ее взгляд словно застыл. – Страшно задавать вопросы, если каждый новый ответ приносит новую боль. Я больше ничего не желаю знать… по крайней мере, сейчас.

– Потом может быть слишком поздно, дитя, – осторожно заметила Лара.

– Госпожа, нам необходимо выяснить, для чего Мессе нужен ваш брачный союз, – настойчиво проговорил Калигар. – Сын Тенджи-артана – Владыки шатров, предводителя пустынников, должен быть посвящен в его планы.

– У меня нет ни сил, ни желания с ним разговаривать. – Солан закрыла лицо руками. – Пусть это сделает кто-нибудь другой.

– Ну, хватит. – Зелия, потеряв терпение, взяла ее за плечи и хорошенько встряхнула. – Послушай меня, девочка. Тебя, словно овцу, отправляют на бойню, а ты лишь жалобно блеешь, но продолжаешь идти. Да, так в нашем мире воспитывают женщин: учат безропотно подчиняться чужой воле и покоряться судьбе, какой бы она ни была. Но разве ты хочешь этого? Разве ты настолько слаба и глупа?

Солан сжала губы и помотала головой.

– А если так, то не будь овцой! – резко проговорила жрица. – Сейчас у тебя появилась возможность хоть что-то изменить в своей жизни. Это благословенный дар Великой Богини. Не упусти его.

Девушка вздохнула. В самом деле, как быстро она сдалась и потеряла решимость, еще недавно переполнявшую ее! Видимо, то, что внушалось годами, невозможно забыть за несколько дней. Но – придется. Иначе теперь нельзя.

Солан вытерла лицо, поправила волосы, сделала глубокий вдох. Посмотрела на Зелию и благодарно улыбнулась ей. Заглянула в глаза Лары – и увидела в них понимание и поддержку. Подумала о Герике – и ощутила прилив душевного тепла.

Значит, я все делаю правильно. И да помогут мне боги…

– Господин советник, – обратилась царевна к Калигару, – напомните мне, что именно я должна постараться узнать?

Она думала, что Йелло сочтет себя оскорбленным ее поступком и больше не захочет разговаривать с ней, поэтому спешно подыскивала слова для изысканных извинений. Но не успела она подойти, как пленник сам виновато взглянул на нее и с досадой проговорил:

– Я оскорбил ваша богиня. Я не знал… Что я сделал не так?

– Тривия – женская богиня. Мужчинам нельзя носить ее изображения… мой господин, – не растерявшись, ответила Солан первое, что пришло ей в голову. – Но, если ты… откроешь мне свое сердце, Богиня простит тебя и благословит.

Йелло непонимающе уставился на нее.

– Тривия не любит тех, кто лжет и желает другим зла, – пояснила девушка и, превозмогая отвращение, ласково коснулась его щеки. – Помоги мне разобраться в том, что происходит, и я помогу тебе выбраться отсюда.

– И что ты хочешь разобраться? – все еще недоумевая, спросил он.

– Почему ты решил жениться на мне? – Солан склонила голову набок. – Ведь есть и другие царевны, да и девушки Мессы гораздо красивее. К тому же Кадокия находится слишком далеко от твоих земель. Так почему ты выбрал именно меня, мой господин?

Йелло долго молчал, обдумывая ответ. Затем нехотя признался:

– Я сам ничего не решать. Я – четвертый сын Тенджи-артан… я только слушать приказы моего отца. И отец велел мне взять тебя в жены. Он дал мне серебро… лицо Богини, и приказал ехать вдоль Улл Эзен – Великая Река – в дом Тривии и ждать там.

– Откуда Тенджи-артан взял этот медальон? – спросила девушка, стараясь скрыть волнение и тревогу под маской наивного любопытства. – И как он узнал, что я нахожусь в храме Тривии?

А действительно, как? Ведь мой отец не предполагал, что сразу после его отъезда я своевольно покину Кадокию и отправлюсь к Герике.

Вот оно, то самое, что казалось ей неправильным, странным во всех ее рассуждениях! Государь Ангус не был провидцем и не мог предсказать, где окажется его дочь в назначенный день. Как, впрочем, и она не догадывалась, что…

– Я не знал, – помотал головой пустынник. – Отец приказал – я поехал. Я…

– Откуда ты вообще узнал, где меня искать? – вдруг осенило Солан. – Кто тебе сообщил, что меня увез танарийский царь? – Царевна отошла на полшага и прижала кончики пальцев к вискам. – Жрицы храма сказали бы, что я благополучно вернулась в Кадокию. Хотя вообще сомневаюсь, что они заговорили бы с вами…

– Мы не были в дом Тривии, – отозвался Йелло, недовольный тем, что его перебили. – Были близко, но пришла весть, что цар Искандер, – это имя он произнес с нескрываемым отвращением, – забрать тебя. Он должен был вернуться в Баасэ-курам, и я найти его, но не знать, что он теперь не один. – Юноша вздохнул. – Большие белые люди – хорошие воины… сильные и очень жестокие. Тенджи-артан хотеть бы таких себе.

– Зачем, Йелло? – Солан вгляделась в его лицо. – Я не понимаю. Для чего тебя заставляют брать меня в жены? Зачем твоему отцу столько воинов, и почему он решил заключить союз государем Кадокии, которая находится далеко за Великой Рекой?

– Ты не понимать, потому что ты женщина, – хмыкнул пустынник. А потом негромко добавил: – А я не знать, потому что четвертый сын. Есть Умрат-ара́ и Бекбет-ара́, с ними отец держать совет. Есть Теймур-ара́, он воевать за Улл Эзен… а я только слушать приказы и выполнять. Но вот что я скажу тебе, араби, – Йелло прищурил глаза, – радуйся, что я твой кесым и что цар Ангус отдал тебя в Мессу. Потому что скоро Танари-курам, и Баасэ-курам, и многий другие земли падут, а их цар будут убит. И Месса получит много земли и больше не будет голодать, и будут свои сады и поля, и много травы, и много коней, и всем хватит хлеб, мясо, вино. – Он широко улыбнулся, и эта улыбка была похожа на сытый оскал довольного хищника. – Будет великий война, араби, и ты оказаться с теми, кто в ней победит.

На этот раз Солан вышла из комнаты задумчивая и немного печальная. И попросила отвести ее наверх, к Искандеру.

– Господин советник, я прошу вас позаботиться о пленнике, – спокойно проговорила она. – Это не означает, что ему нужно вернуть свободу, но, поскольку он, судя по всему, действительно… мой жених, я вправе просить за его жизнь и рассчитывать на то, что ему обеспечат сносные условия содержания. Поэтому никаких пыток, никаких допросов и унижений. Принесите ему воды для умывания, одеяло, если пожелает – чистую одежду, и обязательно дайте поесть и попить. Ну, и… прочее, что там нужно. Кем бы он ни был, он прежде всего человек и заслуживает человеческого отношения. А здесь с ним обращаются, как с каким-то животным.