Сегодня я в прекрасном настроении. Видимо, непрерывное движение, пусть и сопровождаемое тяжелой, а подчас и изнурительной работой, просто мне подходит. Мне тут пришло в голову (как ответ капитану Бёрку, который, беседуя со мной, однажды риторически воскликнул: «Ну и где же индейский Шекспир?») – что, возможно, причина почти незаметного вклада аборигенов в мировую культуру и искусство именно в том, что они слишком интенсивно живут – кочуют, охотятся, работают, – и у них просто нет времени, чтобы фиксировать события или, как выразилась Герти, «взвешивать их». Порой мне кажется, что это весьма неглупо… Но, тем не менее, полюбуйтесь на меня, разумницу, – сама я то и дело стараюсь урвать лишнюю минуту, чтобы подробно записать, что происходит вокруг!

Сейчас мне хочется описать нашу четверку представительниц первоначальной группы невест. Ох, какое жалкое зрелище мы собой являем! Мы уже почти превратились в дикарок и положительно ничем не отличаемся от своих товарок-индеанок и, кроме того, кожа у нас ничуть не светлее (у Фими-то даже посмуглее!). Даже моя фарфоровая кожа обрела каштановой оттенок, хотя я все еще продолжаю наносить на лицо грязевую маску против ожогов.

Если погода позволяет, Фими по-прежнему носит лишь мужские кожаные штаны и больше ничего – все уже привыкли, что она разгуливает с голой грудью.

С каждым днем становится все жарче, и Хелен наконец отказалась от своих толстых панталон и тоже попросила Жанетт Паркер сшить для нее бесшовную куртку из оленьей кожи, которую носит с гамашами и блузкой с бахромой. Решительно, нет более эксцентричного наряда для леди – но он так идет Хелен, она в нем вылитый первопоселенец, особенно со своей фирменной трубкой, которую она не вынимает изо рта.

Марта же, беря пример с меня и моей подруги, тоже белой жены – Пера-на-Макушке и носит свободное платье из оленьей кожи – фаворит сезона среди индейских женщин.

И вот мы снова пустились в путь, лошади осторожно скользят вниз по холму, идя вслед за Людьми, что идут вслед за бизонами, что ищут траву, что дарует Земля.

Каким бы хаотичным ни казалось наше путешествие, оно происходит по издревле заведенному порядку. Лагерь собирается и снимается с места с потрясающей слаженностью. Это напоминает мне рассказы матери о жизни цыган в Европе. Конечно, теперь я понимаю, почему мой брачный вигвам пришлось разобрать совместно – в одиночку я бы с этим нипочем не совладала. Это жизнь коммуны в чистейшем виде. Подобно пчелиному рою и колонии муравьев, все стараются ради общего блага.

Женщины собирают и складывают вещи, разбирают вигвамы, седлают лошадей и нагружают поклажей их и повозки, а в конце каждого дня пути устраивают лагерь в точно том же виде, что и накануне. За сборами в нашем вигваме наблюдает старая карга Нос-крючком, каркая словно злобная ворона, да еще чуть что замахивается ивовой лозой, словно плеткой. Утром в день начала путешествия она безжалостно хлестнула меня сзади по ногам своим «оружием»: очевидно, я неправильно укладывала вещи.

– Ай! – взвизгнула я и потянулась к больному месту. Удар был нанесен нешуточный, сразу вздулся рубец. Я в гневе повернулась к старухе, которая, увидав мое состояние, тут же начала пятиться в сторону. Я продолжала идти на нее, грозя пальцем. Потом, обхватив рукой свое горло, направила палец на нее и произнесла: «Можешь считать себя здесь самой главной, старая ворона, но, если это повторится, я придушу тебя на месте!» Конечно, я говорила по-английски, но одновременно использовала универсальный женский язык жестов, который старуха поняла без слов. С тех пор она ни разу не осмелилась поднять на меня свой хлыст. Мужчины заняты охотой или объединяются в вооруженные отряды для охраны лагеря и нашей защиты во время переходов. До сей поры мы не встречались с врагами, даже издали, лишь наткнулись на несколько покинутых стоянок. Говорят, мы уже вступили на территорию кроу и шошонов, и я заметила усиление бдительности со стороны нашей «гвардии».

В целом же, приняв так или иначе свою женскую участь, я должна признать, что распределение труда среди дикарей вполне справедливо. Охота здесь, к примеру, – это вовсе не приятное развлечение, каким она являлась для отца и его друзей, но в буквальном смысле способ выживания, чрезвычайно сложное, а часто и опасное занятие. Этим летом мы потеряли одного охотника, который во время погони упал с пони и был затоптан насмерть. Другого буквально вспорол разъяренный бизон, но счастливчик выжил (теперь его стали называть Мне-Бизон-Нипочем), а третий серьезно пострадал при падении с пони, когда животное на полном скаку угодило в барсучью нору и сломало ноги (беднягу прозвали Конь-Сломай-Ногу). И все же не могу не отметить, что мужчины отправляются на охотничьи вылазки с явно большим энтузиазмом, чем мы, женщины, выполнять свои обязанности в лагере или во время пути. Впрочем, как правило, эти заботы скрашивает хорошее настроение и взаимопомощь.

Наша негритянка Фими, по прозвищу Мо-обтаеве-бо-а-э, что переводится как Черная Белая женщина, к ее чести и к чести мужчин племени, получила разрешение участвовать в охоте. Несмотря на то, что женщины не допускаются к членству в Совете, шайенны проявляют поразительную гибкость в признании любого мастерства, а Фими блестяще доказала свою охотничью доблесть.

Надо заметить, что индейские женщины пользуются большим влиянием в каждодневных делах и наравне с мужчинами участвуют в обсуждении насущных проблем племени. Так, мой собственный супруг Маленький Волк ценит советы выдающейся целительницы, Идущей-Против-Ветра, гораздо выше всех прочих мужчин-целителей, а еще, хотя он почти никогда не согласен с моим мнением, тем не менее он выслушивает меня с большим уважением. Возможно, наше цивилизованное общество могло бы поучиться у дикарей искусству отношений в семье.

Разведчики почти на всех стоянках докладывали о пасущихся неподалеку крупных стадах бизонов. Так что охотники возвращались с обильной добычей, и наши охотничьи мешки, парфлеши, были полны провизии. За бизонами последовали лоси, олени, вилороги, мелкая дичь и форель – ибо окрестные реки буквально кишели рыбой, как говорится, хоть рукой лови; их разделка тоже относилась к детской и женской работе. У нас уже скопились горы шкур – они пригодятся, во-первых, для пущего комфорта, а частью отправятся в торговое агентство для приобретения взамен кофе, сахара, табака, одежды, пороха, безделушек, кухонной утвари и прочих «предметов роскоши» белых, вожделенных для дикарей.

Бывают дни, когда я втайне надеюсь, что охотникам не повезет – ведь обилие дичи означает, что для нас будет больше работы. Принеся в жертву руки – увы, они преждевременно огрубели, – я стала настоящим знатоком всех стадий свежевания и разделывания туш, скобления и окраски шкур, сушки мяса и приготовления пищи на костре – впрочем, что касается последнего, не все члены нашей семьи в восторге от моих кулинарных талантов.

Еще из хороших новостей – я заключила относительный мир со старой женой Маленького Волка, Тихони. Нас нельзя назвать подружками, но она терпит мое присутствие, я более не боюсь за свою жизнь. Но она по-прежнему обижается, если я занимаю место у костра – очевидно, боится, что я хочу узурпировать ее статус первой жены и главной стряпухи. Вообще-то я подумала, что она, наоборот, обрадуется, что я избавлю ее от этой изнурительной обязанности.