– А, ну да. Пойдем завтракать. Ты яичницу хоть жарить умеешь?

Он стряхнул мою голову с плеча, сел, потянулся за брюками. А я разглядывала его со стороны и ловила себя на мысли, что моя влюбленность отнюдь не платоническая… Эти взлохмаченные после сна волосы, руки, плечи… Хотя нет, его фигуру я оценила очень давно, еще тогда со смехом говорила, что девчонкам в институте очень повезло, что те не видели его без рубашки – уснуть бы не смогли потом от переизбытка фантазий! Даня тогда только смеялся… А вот мне теперь было совсем не смешно. Может, попросить еще немного полежать рядышком? Ведь он мое состояние хорошо понимает, так что этой появившейся нежности стыдиться глупо. Хотя подкалывать будет до самого…

– Кстати, – он уже выходил из спальни и в дверном проеме обернулся, – симпатию в самом начале, когда мы познакомились, я тоже тебе внушил. Без этого мы бы не стали друзьями.

– Врешь!

Я подскочила на постели и крикнула еще несколько раз, но в ответ с кухни слышался только смех. Врет же? Посидела, подумала, рванула за ним. Ну конечно, вот и ожидаемые подколки! Или нет?

– Дань! Скажи, что врешь!

– Вру, вру, успокойся. – От сердца сразу отлегло. – И яичницу сам пожарю, а ты смотри и учись. А то если так пойдет дальше, то ты мне скоро женитьбу предложишь. Но я такую хозяйку в жены не возьму.

Я засмеялась, усаживаясь за стол.

– Чуть до инфаркта не довел!

– Почему? – он не оторвал взгляда от плиты. – Неужели ты правда засомневалась, что мы сошлись без внушения?

Я только отмахнулась – хватит уже надо мной издеваться, в самом деле. Да и зачем он пытается меня запутать? А о влюбленности я сама попросила. Ведь, так или иначе, но отвлекалась. А этому только шутки шутить! Даром, что могущественное существо. Потому подошла к нему решительно, обхватила за шею, притягивая к себе, и чмокнула в затылок, пока не успел увернуться. Пусть знает, кто в доме хозяин, а кто только картошку да яичницу жарить умеет.

– Романов, я тебя знаю как облупленного. Со мной твои шуточки не пройдут! Понял?

– Понял, понял, отпусти! – Он всегда терпеть не мог щекотки – и это я тоже знала. – Вик, черт тебя дери, говорю же, больше не буду.

– Но ночевать я снова к тебе приду, можно? – я поднырнула ему под локоть и снизу преданно заглянула в глаза.

Данька стукнул меня пальцем по носу и ответил с суровым прищуром:

– Нельзя!

Я обиделась, но свою порцию съела, а потом еще и его отполовинила. Пусть ведет себя именно так, как раньше, – это даже проще и привычнее. Кажется, я смогу без напряга тянуть эту передышку вечность. Такая прекрасная видимость нормальной жизни, что сердце от счастья замирает.

К сожалению, наша жизнь нормальной только казалась, потому что приходилось затрагивать темы, снова делающие ее сумасшедшей:

– Когда я узнаю продолжение истории?

– Пойдем гулять.

– Дань!

Он теперь улыбался почти постоянно, как раньше. Это сильно сбивало с толку.

– Там и узнаешь.

Пришлось быстро собраться. Мы сначала молча шли вдоль аккуратных домиков, я держала его под руку и не торопила. Даня начал рассказывать, когда мы оказались на берегу реки, от которой веяло холодом:

– Следующим погибло Осознание. Оно, как и Штефан, не могло усидеть на месте и потому отыскало первый элемент в Монголии. Как и Штефан, сначала просто осмотреться, познакомиться. Но Агрессия… Навчаа была прекрасна в своем безумии, хотя и не до такой степени неконтролируема, как это обычно выходит…

– Это потому что Умиротворения уже не было? – я отпустила его руку и смотрела на профиль. Мне не хотелось подгонять, но любопытство разъедало.

– Скорее всего. Но тем не менее Агрессия остается Агрессией. В общем, их встреча оказалась трагичной для Осознания. Возможно, ты уже в Штефане заметила: он мог бы скрывать от тебя теорию Знаменателя вечно, но постоянно проговаривался, наталкивал на мысли. Если бы ты не была Логикой, то уже до смерти Аннет бы все это приняла. Осознание, которое с рождения живет с Целью, становится немного… навязчивым. Так было и с моим. И едва Навчаа получила первый намек, без раздумий прикончила его. Она вообще отличалась тем, что могла следовать только одной мысли – и тут ей весьма кстати подкинули идею. Нам тогда было почти по шестнадцать. И после этого все началось.

Я заговорила быстро, взволнованно, боясь, что именно на этом месте он собирается закончить:

– Все остальные сразу вошли в курс дела? Но при этом только у Агрессии было достаточно сил и смелости, чтобы воевать за приз. Она жила в Монголии? До кого добралась первым?

Он задумчиво улыбался темным водам.

– До меня. Навчаа тогда попала под подозрение, но доказательств не хватило. Ее родители были рады избавиться от вечно проблемной дочери, поэтому нашли средства, чтобы отправить ее в Россию – на учебу, как она им объяснила. Даже с какой-то школой в Иркутске на обмен договорились. Только в Иркутск она, само собой, не собиралась. Теперь я мог чувствовать ее приближение, поэтому… да, я испугался и сбежал, – он сглотнул, но заставил себя продолжить. – Я и представить не мог, что кто-то смотрит на возможность стать Знаменателем не так, как я. Ведь даже в Осознании такого рвения не ощущалось – он еще не определился со своим отношением. Я решил, что могу бегать от нее всю жизнь, но Навчаа и не собиралась догонять. Она убила моих родителей – демонстративно, с особой жестокостью, так, чтобы во всех новостях об этом упомянули. Чтобы я не пропустил. Сама скрылась от полиции в областном поселке. Она знала, что в прямой схватке мне не выжить. Но я был Эмпатией, и эту она мелочь не учла. Вот тогда я и включил дар на полную. Сам навел на нее силовиков, убедил их, что шестнадцатилетняя иностранка и есть та самая психопатка, которая на моих глазах перерезала горло матери. Даже у следователя с двадцатилетним опытом тряслись руки, когда я давал показания. Он так волновался, что забыл поинтересоваться, откуда я знаю местоположение убийцы. А уж после разговора с опергруппой можно было поручиться за результат. Агрессию застрелили при попытке к бегству, а я, уже в интернате, все равно ее оплакивал… как будто любимого человека потерял.

Неудивительно, что Дане эта история так тяжело далась. Агрессию он убил не собственными руками, но убил – и мало кто смог бы за это осудить. Я осторожно поинтересовалась:

– Но вас осталось трое. Как погибли Логика и Память?

– На сегодня хватит, Вик. Это была самая безупречная часть моей биографии. Скажу только, что кое-что понял тогда: родители погибли из-за моего страха. С тех пор я больше не мог позволить себе быть слабым.

Я не ответила, хотя уже примерно понимала. Если в самом начале Даниил и не хотел становиться Знаменателем, то после таких событий, да еще и с влитой Агрессией, пересмотрел базовые установки. Но я оставила осуждение до того времени, пока не услышу историю полностью.