Двадцать дней. Странник с Йо не успеют возвратиться к программной речи Равны. С той ночи на могиле Фама она еще не говорила с Йоханной. Девушка большую часть времени проводила в разведывательных полетах, а когда бывала в Домене, то в основном уединялась с Невилом. У Равны, в свою очередь, не осталось почти никаких окошек, чтобы поболтать с Йоханной тет-а-тет. Да и Древорезчица вся, можно сказать, на желчь исходила. Равна подготовила множество черновых вариантов своего выступления. Ей так много требовалось собрать воедино. Кое-что приятно удивило бы Детей – например, переделка Нового Приемного Зала под нужды зарождающейся формальной демократии, с расширением их собственного участия в жизни корабля и Домена. Нужно было упомянуть и о горьких трудностях – угроза Флота Погибели нависла над ними, она никуда не делась, и все, что они могли предпринять, так это ускорить технологический прогресс, насколько возможно. Исследованиями в области продления жизни придется пожертвовать… Наверное, можно будет как-то смягчить эти заявления. Без Древорезчицы, даже без Йоханны и Странника все замыкалось на самой Равне и еще, конечно, на ценных советах Невила; он снова и снова указывал ей на неточности и огрехи, предлагая свои разумные поправки. Например:

– Распланируйте все так, чтобы речь заканчивалась оптимистично. Это настроит аудиторию на добрые вести и в будущем, и относительно всей программы. – И добавил: – Мы могли бы заодно известить всех о вашей идее насчет Общественного Собрания, Равна. Папа говаривал, что ответственные управленцы могут с честью встретить дурные новости, если обладают некоторой степенью контроля за источником проблем еще более скверных. – Они решили использовать выступление не только для речи Равны, но и для того, чтобы предложить Детям и Когтям активнее подключаться к общественной жизни. – Равна, я говорил об этом с Древорезчицей. Она считает, что наша задумка сработает.

Это была едва ли не лучшая новость. Древорезчица все еще избегала соправительницы, но, по крайней мере, косвенно в подготовке собрания поучаствовала. Тем временем Невил и компания ломали головы над дополнительным расширением Нового Приемного Зала и демонстрировали ей дюжины вариантов украшения интерьера. Кончилось все тем, что Равна полностью спихнула эти задания на Невила и сосредоточилась на подготовке речи, прилагая все силы, чтобы аккуратно подвести аудиторию к заключительным пунктам.

И вот до «большого совещания» оставались сутки. Равна не могла думать о нем иначе, как в терминах обратного отсчета. Совещание минус пятнадцать часов. Она напоследок встретилась с Невилом и поделилась с ним последними соображениями по устройству интерьера Нового Приемного Зала, потом снова села за презентацию и с головой ушла в работу.

– Не волнуйтесь, если речь покажется вам не вполне отточенной. Там же буду я. Открытый статус совещания позволит мне без проблем подключиться к выступлению и задать наводящие вопросы. Точно так же легко будет вашим друзьям выказать поддержку.

– Да, ты прав, – согласилась Равна, – зря я себя поедом ем. – Она поглядела на маленькие часы, выведенные на обратный отсчет в углу экрана. 14 часов 37 минут 33 секунды до выступления. Они с Невилом сидели на капитанском мостике, но Равна настроила все окна так, чтобы те имитировали окружение Нового Приемного Зала через… уже через 14 часов 36 минут 55 секунд. Она вгляделась в лицо Невила. Молодой человек тоже казался взволнованным, но Равна решила, что причиной тому ее собственное нескрываемое беспокойство. Как же повезло Йоханне заполучить этого парня.

– Невил, спасибо тебе огромное за все. Без тебя я бы не справилась.

– Равна, вы бы и не могли сами все проделать, – покачал головой молодой человек. – Но ваше руководство, ваши указания абсолютно необходимы; все мы, Дети, можем только помогать вам. И нас не одолеть, когда мы вместе.

Эти слова живо напомнили Равне заготовленную речь, и внезапно она поняла, что Невил в самом деле думает такими оборотами – живет ими, – хотя ей самой они казались прискорбной банальщиной. Слишком много репетиций. Она поднялась из кресла и медленно прошлась по симулированной трибуне, а дойдя до места, откуда на капитанский мостик обычно заглядывала ночь, жестом разблокировала дверь и обернулась:

– Ладно. До завтра. – Усмешка. – Осталось немногим меньше четырнадцати часов тридцати пяти минут двадцати одной секунды.

Невил тоже встал. В ответной улыбке проступило некоторое облегчение.

– Как пожелаете, госпожа.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки от нее.

– Спите спокойно и ни о чем не переживайте, – сказал он.

– О, спасибо, Невил. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – улыбнулся молодой человек и ушел.

Равне, разумеется, не спалось, она даже в постель не сразу отправилась. «Но кто-то же должен за шкирку оттащить меня от новых правок речи». Она спустилась с трибуны и села за обычную аналитическую работу. «Внеполосный-II» все время держал активированными программы селекции рисков – иногда они учиняли взаимоблокировку и мешали исследованиям Щепетильника. Впрочем, за последнюю десятидневку Равна немного ослабила контроль. Одна из ее теорий утверждала, что каждое тревожное предупреждение оповещает об опасности, достигшей естественного максимума. Когда есть чем заняться помимо этого, например подготовкой к выступлению, такая вот здоровая паранойя сильно мешает. Тем не менее она просмотрела некоторые журналы. «Внеполосный-II» располагал системой оповещения об опасности с несколькими уровнями приоритета, но, как убедительно продемонстрировали недавние несчастья, всегда оставалась ненулевая вероятность, что уровни эти выбраны неверно.

Покопавшись некоторое время в журналах, Равна внезапно сообразила, что так или иначе отделалась от навязчивых мыслей о завтрашнем выступлении. Ха, ну надо же, получается, и от занудных сводок «Внеполосного-II» может быть толк!.. Она полезла на нижние уровни приоритета и нашла кое-что любопытное в разделе «старые угрозы»: «Внеполосный-II» продолжал поиск исчезнувших радиоплащей. Эти устройства не шли ни в какое сравнение с коммуникатором Странника и Йоханны (разработанным в Запределье) или даже радио, каким пользовался сейчас Щепетильник для голосовой связи. Плащи выступали аналоговым ретранслятором мыслей носителя, вещая при этом по всему радиочастотному спектру. Интересующий сигнал находился в удручающе узком диапазоне, и раскодировать его «Внеполосный-II», увы, не мог. Страх, ненависть, тщеславие, удовлетворение еще можно было распознать, детальное же чтение мыслей оставалось невозможным.

Корабль пока что не смог их прочесть. Но вот что-то очень похожее на плащевой радиошум «Внеполосный-II» зафиксировать сумел. Сопоставляя меняющийся мыслетон с радиоизлучением северного сияния, «Внеполосный-II» установил предположительное местонахождение носителя. Высоко в горах, на семьдесят километров к востоку, у самого края ледника. Сигнал временами прерывался, а интенсивность и спектральные характеристики его слабо коррелировали с известными образцами. Если это и радиоплащи, то их там не больше одного. Звучали они даже тише, чем полагалось бы на таком расстоянии, и носитель надевал их лишь на несколько минут в сутки.