И с таким благоговением, уважением, едва ли не восторгом сказано было…

Я скривилась, кусты принялись мечтательно вздыхать.

– Я тоже буду таким крутым, когда вырасту!

– Демон даже Владыку нашего побил, а Владыка ого-го какой!

– Да никакой ваш Владыка, вот то ли дело наш альфа…

– Да блохи и шерсть у вашего альфы.

– У оборотней блох не бывает!

– Вот именно! Альфа вот такой мужик, не то что ваш клыкастый!

– Уже беззубый, – и оборотни захихикали, а вампирёныши зарычали.

Тут уж я с лавочки поднялась и громко, чтобы все услышали, сказала:

– Сейчас злая ведьма достанет котёл и сварит пару голосистых детишек!

Тишина… слышно, как ветер в листве запутался, птички поют, сильно вдалеке звучат приглушённые голоса оборотней из ближайшего города.

– Хэйс, кусай волка. Он заорёт, его сварят, – послышался шепот справа.

Но у оборотней, как и у вампиров, слух отменный был, а потому уже из кустов слева послышалось грозное, но такое же тихое:

– Я тя без клыков оставлю, полуночный.

– Чья бы собака тяфкала, – отвечали ему рядом.

– Мы тоже кусаться умеем.

– Ты сначала обернись хоть раз, а потом угрожай.

– А у самого-то всего один клык и вылез, позор кровососущий.

Короче, возбуждённый спор продолжился, только в этот раз значительно тише. А мне правда не до детей сейчас было, я… глупость задумала. Самую глупую глупость, какую только можно было задумать в моём состоянии.

Восстановилась же не до конца. И пусть, что почти две недели прошло с момента, как я в домике очнулась и Ихиру впервые встретила. У меня даже рука благодаря вампирьей ленте зажила окончательно, магии даже на абсолютное исцеление рёбер хватило, но вот магия… Моя магия восполнялась по капле. Невыносимо медленно. Сейчас я уже могла использовать парочку элементарных заклинаний, но взывание к богам к элементарной магии не относилось совершенно.

Но и не воззвать к ним я не могла.

Всю последнюю неделю меня терзали сомнения. Разрывали пополам предательские «а что, если…» Вопросы сыпались один за другим, сомнения, размышления, копания в произошедшем, услышанном, увиденном…

Вдруг Селина мне соврала? Вдруг у Эдона была иная, неверная информация, в которую он верил и которую выдал мне? Вдруг… может, Сагар не виноват? Как может меня тянуть к тому, кто совершил такое зло? Я же ведьма, я тьму вижу, а в Сагаре её не было. Не было.

А меня… тянуло к нему. Порой настолько сильно, что хотелось махнуть на всё рукой, открыть портал и свалиться к нему в объятья. Крепкие, надёжные, необходимые, словно воздух.

Мои мысли были о нём.

В моих снах был он.

В каждой тени мне мерещился его силуэт.

Желание увидеть Сагара становилось просто невыносимым. Каждый раз, когда я понимала, что мне лишь померещилось сияние его глаз, отчаяние разрывало на куски. Выворачивало наизнанку. Доводило до желания лезть на стены.

Что это? Я не знаю. Но и контролировать у меня не получалось.

И вместе с тем давили мрачные мысли о том, что он сделал. А вместе с мыслями убивало и терзание – как я могу думать о нём после всего, как могу так по нему страдать?

Всё это перемешалось внутри, собралось снежным комом и не давало дышать.

Я просто сходила с ума.

И мне оставалось лишь одно: задать вопросы тем, кто знает ответы на всё на свете.

Мне нужны боги.

Об этом я и размышляла, сидя на деревянной скамеечке у дома. Ихира ушла, я… я внезапно поняла, что сижу в льняном белом платье для ритуалов, я его ещё неделю назад отстирала. Когда переодеться успела, уж и не помню, само как-то вышло. И глиняная чаша со всем необходимым тоже сама на скамеечке рядом появилась.

Да и я, если уж совсем честно, и не размышляла толком. Я ждала. Пока солнце сядет и ночь опустится на Комори.

А на Кахехаре ночь уже давно…

– Глядите, опять задумалась! – звонкий детский шепот заставил смолкнуть всех остальных.

И я физически ощутила, как со всех сторон на меня устремляются многочисленные любопытные взгляды.

– Быть беде, – пришли собравшиеся к выводам, уже ранее звучавшим.

– Пошли вон! – прошипела ведьма и для пущей убедительности топнула ногой так, что по земле дрожь пошла.

На впечатлительных детей подействовало как надо – народ словно ветром сдуло! И уже через минуту я в подступающих сумерках находилась совсем одна.

Терпеливо прождала, пока ночь окончательно опустится, и только после этого вышла на полянку перед домом. Сложнейший призыв к древнейшим провела уже практически привычно, только вместо речной воды использовала заранее из лесного озера взятую.

Слова заклинания, травы, кровь. Взметнувшийся над свечами рыжий огонь и божественный глас. Неожиданно женский.

Причём богиня и вопросы мои не озвученные заранее знала, а потому и начала не со стандартного приветствия и пожеланий, а сразу с дела.

– Арие не верь, наследница Силы.

Не такого я ожидала, а потому просто не сдержалась:

– А кому верить-то? Кому? Если даже боги врать взялись.

Рыжее пламя над чашей изогнулось, приняло вид девичьей фигуры. Небольшой, сантиметров тридцать, но в полный рост видно было.

Тонкий стан, небольшая аккуратная грудь, скрытая волнистой тканью платья без рукавов, с лямками в виде цепочек. Волосы распущенные языками пламени горели, да и цветов было не различить, девушка же огненной явилась.

И вот она, внимательно на меня посмотрев, сказала:

– Сердцу верить, Леся. Только сердце подскажет, где правда.

Мне от её слов только горче стало.

– Доверилась уже однажды, – произнесла я с болью, губы дрожащие поджав и головой медленно закачав, – из-за моей доверчивости беда пришла.

– А может, всё наоборот было? – богиня чуть вперёд наклонилась, ближе подалась, пристально в глаза мои вглядываясь. – Может, сердце не от предательства болело, а о предательстве предупреждало? Может, ты просто саму себя слушать не умеешь, ведьма?

Я вздрогнула и с ужасом посмотрела в огненные глаза.

– Не смотри на меня так, – покачала она головой и в нормальное положение вернулась, – что случилось, того не повернуть. Но помочь тебе я могу.

– Как? – выдохнула, ощущая, как пламя надежды в груди разгорается.

– Для начала вопросы свои задай, – велела величественно.

Это была соломинка, за которую я не могла не ухватиться.

И ближе к пламени подалась уже я, жадно вглядываясь в черты красивого лица, и срывающимся шепотом первый, самый волнующий вопрос задала: