Болл поднес к губам чашечку и легонько подул, остужая кофе. «Да, — продолжал он прерванный разговор, — в фирме действительно происходит кое-что интересное. Возникла одна идея, на которой можно заработать огромные деньги». Оказалось, все, что требуется, — слегка «поиграть» с флоутом — так на языке банковских работников называются средства, временно зависшие между двумя банковскими счетами в результате временного лага между выставлением чека и списанием со счета соответствующей суммы. Обычно преимуществами флоута пользуются банки, получая процент по депозитным средствам в течение периода чекового клиринга. В масштабе отдельного клиента это сущие пустяки. Но в масштабах Hutton, которая оперирует сотнями банковских счетов и тысячами ежедневно депонируемых чеков, это означало миллионы. «Идея в том, — пояснил Болл, — что Hutton будет делать овердрафт по своим счетам на сумму еще не переведенных средств». Если намеренно выписывать чеки на суммы, еще не поступившие на счета, можно попользоваться флоутом и зарабатывать на фактически беспроцентном кредите. «На деле это работает просто шикарно», — добавил Болл.

Слушая его, Райленд маленькими глотками отпивал чай. Как Болл ни расхваливал эту остроумную идею с овердрафтом, Райленда она порядком смущала. Он все удивлялся, неужели банки, а также регуляторные органы готовы благосклонно относиться к компании, выписывающей чеки на деньги, которыми реально не располагает. Всю эту затею Райленд считал просто ужасной и крайне недобросовестной.

«Джордж, — обратился он к Боллу, — это очень смахивает на махинации с чеками, вы же их выписываете на суммы, превышающие остатки на счетах».

А Болл только улыбнулся. «Ну, полно, Брэд, — примирительно сказал он. — Что за пораженческие настроения, в самом деле!»

«Ответ в духе Болла», — подумалось Райленду. Всегда и во всем Болл видел только положительную сторону. Непоколебимо уверенный в себе, он вечно рвался вперед, сметая препятствия на своем пути. Но в тот раз прав оказался осторожный Райленд, и Боллу предстояло убедиться в этом. Затея с чеками рикошетом ударит по его фирме и разрушит все, ради чего работал Болл.

* * *

Истинное лицо Болла всегда было глубоко спрятано и немало поразило бы тех, кто его знал. Все, кто когда-либо работал под его началом, неизменно отзывались о нем как о человеке дружелюбном и открытом. Окружающим он внушал доверие, к нему всегда относились благожелательно и с готовностью его поддерживали. И никому не приходило в голову, каких огромных усилий стоит Боллу этот образ рубахи-парня. Мальчишеский вид, который отчасти придавали ему светло-рыжие вихры, и всегдашняя радостная оживленность были всего лишь маской, которую он давно выработал для себя, чтобы скрыть свою болезненную застенчивость. Временами его природная нервозность слишком настойчиво рвалась наружу, он даже начинал заикаться, как в детстве. И все же в блеске его ярко-синих глаз и в постоянной готовности угодить и понравиться отчетливо проглядывало страстное желание завоевать успех. В нем ощущалось бурление неистовой, неиссякаемой жизненной энергии. На всякого, кто когда-либо сталкивался с любезным, обаятельным, симпатичным парнем по имени Джордж Болл, готовым без устали вкалывать чуть ли не сутки напролет, он неизменно производил впечатление человека, который далеко пойдет.

Джордж Болл родился в пригороде Чикаго Эванстоне, штат Иллинойс, в семье университетского профессора. Когда Джорджу было десять лет, семейство перебралось в штат Нью-Джерси, где отец Джорджа, Лестер, получил место инспектора школ городской общины Милберна — в краю лесов, парков и лошадиных ферм. Это была престижная должность, и семейство поселилось в Шорт-Хиллс, богатом пригороде, снискавшем в последние годы большую популярность среди высокопоставленных финансовых менеджеров. В этих местах пройдет почти вся дальнейшая жизнь Болла.

А пока что впереди у Джорджа были годы беззаботного детства в живописном пригороде. От природы подвижный, Болл играл то в бейсбол, то в теннис, а в зимнее время увлекался хоккеем. С самого начала в его характере проявились страстная воля к победе и жажда соперничества. Он всегда рвался в бой и, хотя проигрывать не любил, предпочитал участвовать в игре, чем отсиживаться на скамейке запасных.

Позже на его жизненном пути встретился некий капитан Р. Клод Робинсон, в свое время состоявший на службе в британской легкой кавалерии. Этот человек окажет огромное влияние на личность и дальнейшую судьбу Джорджа Болла. В северной части штата Висконсин Робинсон организовал летний лагерь для мальчишек-подростков, где юный Болл пропадал каждое лето. Обстановка в лагере была самая спартанская: ни водопровода, ни электричества, ни теплого туалета там не было. Робинсон держал своих подопечных в строгости, воспитывал силу духа и внушал, как важно уметь преодолевать себя — прыгать еще выше, бегать еще быстрее и, всякий раз доходя до предела своих физических сил, стараться еще хоть на малость поднять планку. По вечерам Робинсон рассказывал мальчикам захватывающие кавалерийские истории, например, как полковые офицеры с завязанными крест-накрест руками состязались, кто сумеет вскочить на расседланную лошадь; как однажды он провел несколько дней заживо погребенным в общей могиле, когда весь их эскадрон полег под артиллерийским огнем противника.

Даже если эти истории и были отчасти выдумкой, все равно они наложили свой отпечаток на формирующуюся личность Болла. Вкупе с постоянными требованиями Робинсона действовать жестко и напористо, они привели молодого Болла к убеждению, что человек никогда не использует полностью отпущенный ему природой потенциал физических и душевных сил. Добиваясь своего, каждый способен напрячься еще больше, надавить еще сильнее и пробиться еще выше. Эти убеждения толкнули Болла на путь неустанного самосовершенствования.

Он впервые погрузился в атмосферу Уолл-стрит, когда после первого года обучения в Брауне устроился на летние подработки. В поисках места он обратился к отцу одного своего друга детства Лесу Тальботу, брокеру, имевшему свое место в торговом зале биржи и работавшему на фирму Edwards & Hanley. То был человек серьезный, с хорошими манерами, свойственными лучшим представителям старого поколения биржевого сообщества. В прошлом он нередко рассказывал мальчишкам о былых днях Нью-Йоркской фондовой биржи. Тогда финансовый мир казался Боллу чуждым и непонятным. Но тем летом именно к Тальботу Болл обратился за содействием в поисках работы, поскольку хотел попробовать свои силы в бизнесе. Как оказалось, Edwards & Hanley поддерживает тесные деловые связи с E. F. Hutton, одной из самых уважаемых и активно развивающихся брокерских фирм. Задействовав свои личные связи, Тальбот быстро нашел для Болла работу в Hutton. Его взяли клерком, в чьи обязанности входило отслеживать биржевые котировки для брокеров фирмы — в те времена еще не существовало персональных компьютеров, позволяющих нажатием кнопки мгновенно вывести все нужные данные на монитор.

Должность была незначительная и непрестижная. И все же фондовая биржа очаровала молодого Болла. Здесь бился пульс американского капитализма, и Болл мог бы поклясться, что слышит его мерный, ни на секунду не сбивающийся ритм. Он уже видел себя в самой гуще этого кипящего котла и мечтал всю жизнь проработать на бирже. Позже, учась в университете, Болл каждое лето неизменно устраивался на подработки в Hutton, постепенно осваивая все, чем занимались клерки. К выпускному курсу Болл имел прочные знания в биржевой торговле.