– Жозеф, вы знаете, какой вы красавчик? – игриво поинтересовалась беглянка. – Зачем вы согласились работать в грязной тюрьме, следить за нищими, больными, преступниками и проститутками?

– Сначала помойтесь и выпейте чаю, – сказал мужчина. – А потом, если захотите, я вам все расскажу.

– Хорошо, – согласилась графиня. Пока бывший тюремщик топил баню, она прилегла на чистую постель, которая пахла полевыми цветами и молоком, и не заметила, как задремала. Жозеф потряс ее за плечо.

– Графиня, к сожалению, вам придется решать – сон или еда и баня. У нас нет времени на все сразу. Через два часа приедет новый экипаж, и мы помчимся дальше. Иначе жандармы Крона догонят нас.

Жанна провела рукой по лицу, словно отгоняя дремоту.

– Ну конечно, баня, мой дорогой Жозеф!

До сегодняшней ночи госпожа де Ла Мотт никогда не мылась в деревенской бане и даже не представляла, какое при этом можно испытать наслаждение. Ей казалось, вместе с потом и грязью от нее ушли все невзгоды, она помолодела и была готова снова продолжать рискованное путешествие. После бани ее ждал горячий чай, настоянный на травах, который она никогда не пила.

– Да вы просто кудесник, Жозеф! – Жанна с наслаждением прихлебывала обжигающе горячий напиток. – Где же вы всему научились?

Парень тоже плеснул себе кипятку.

– А давайте обо всем по порядку, графиня. Варить чай и топить баньку я научился в деревне, где жил до двадцати лет. А потом нужда пригнала меня в город. Где только я не работал! Сами знаете, как плохо в Париже человеку без денег и связей. Но однажды мне повезло. Я встретил людей, которые предложили мне неплохую должность за хорошую плату. Вот так я стал тюремщиком. Я брал деньги у родственников заключенных, передавал письма, устраивал тайные свидания, а сегодня… – он запнулся и покраснел, – помог бежать прекраснейшей женщине Парижа.

Жанна потупила глаза.

– О чем ты говоришь, Жозеф?

На ее удивление, тюремщик отставил кружку и опустился на колени.

– Да-да, вы – прекраснейшая женщина Парижа! – Он говорил с таким чувством и волнением, что Жанну охватила сладостная дрожь. – Как только я увидел вас там, на площади, когда вы стояли на позорном эшафоте, то понял, что люблю вас и сделаю все, чтобы вам помочь. И когда мои хозяева попросили посодействовать вашему освобождению, я с радостью выполнил все их приказания.

Графиня залилась краской. Мужчины давно не говорили ей таких слов.

– Я люблю вас, графиня и вряд ли так же полюблю кого-нибудь еще… – Жозеф робко прикоснулся к руке своей дамы. – Люблю, несмотря на то что знаю: через два дня мы доедем до пролива, я посажу вас на судно и никогда больше не увижу. Впрочем, даже если бы я не сопровождал вас, все равно нам было бы суждено расстаться. Кто вы и кто я? Знатная дама и бедный крестьянин. Я вам не пара, это любой бы сказал. Но я не могу молчать и хочу, чтобы вы услышали мои признания. Если вам понадобится – возьмите мою жизнь. Она принадлежит вам.

Де Ла Мотт дрожала, как в лихорадке. Впервые за многие месяцы, а может, и годы ей захотелось настоящей любви. Не той красивой, куртуазной, но выдуманной, что можно отыскать в дворцовых кулуарах, а настоящей, земной, позволяющей почувствовать плечо любящего мужчины и броситься с головой в сладостный мир ощущений. Вот почему она не оттолкнула Жозефа, а опустилась на колени рядом с ним.

– Давай забудем, кто мы, – шепнула она, – и пусть в этом домике останутся только двое влюбленных. Иди ко мне, Жозеф. Иди же, не бойся.

Мужчина встал на ноги и сделал нетвердый шаг. Жанна, подбадривая его взглядом, расстегивала крючки на платье.

– Иди же сюда, ты сам сказал, что у нас мало времени.

Ее страсть и желание передались ему, он быстро сорвал с себя рубашку, обнажив мускулистое тело полубога, потом бережно, словно драгоценность, поднял графиню на руки и понес на кровать. Положив возлюбленную на подушки, Жозеф несколько секунд гладил ее черные, еще влажные после бани волосы, а потом впился поцелуем в алый пухлый рот.

* * *

Через полчаса они, разгоряченные любовными утехами, лежали на мокрых от пота простынях. Губы Жанны улыбались, а огромные голубые глаза изучали щербинки в потолке. Жозеф наклонился к ней.

– О чем ты думаешь?

– Мне было хорошо с тобой. – Она немного приподнялась и поцеловала заросшую щетиной щеку. – Странно, что жизнь может свести людей вот так, а потом раскидать в разные стороны. Что-то подсказывает мне, что мы никогда больше не увидимся.

Парень уткнулся лицом в подушку и тяжело вздохнул.

– Я буду помнить о тебе всегда.

– Я тоже, Жозеф. – Де Ла Мотт погладила его мускулистый живот и прислушалась. – А вот и конец нашей сказке. Кажется, к дому подъехал экипаж.

Мужчина вскочил и стал быстро натягивать одежду.

– Госпожа, вы тоже одевайтесь! – Его тон снова стал почтительным. – Это действительно за нами. Жаль, отдохнуть не успели. Путь предстоит неблизкий.

– Ты жалеешь? – Прекрасная в своей наготе, белая, как лебяжий пух, напоминавшая лесную богиню, графиня подошла к любовнику и провела рукой по его жестким волосам. – Неужели ты жалеешь?

Жозеф прижал ее к себе.

– Будь я волшебник, я бы остановил эти мгновения, – признался он и хотел еще что-то добавить, но в окно постучали, и раздался грубый голос нового кучера:

– Эй, поторопитесь!

– Уже идем! – Влюбленная парочка молниеносно собралась и вскоре уже разместилась в карете.

Озерск, 2017

Дом престарелых маленького поселка городского типа, коим когда-то считался Озерск, не выглядел внушительным архитектурным строением. Его владелец, вероятно, понимал, что стариков здесь по сравнению с большим городом гораздо меньше, и построил трехэтажный особнячок на берегу заросшей камышом мутной речонки. Место было довольно красивым – об этом подумали и Юля, и Сергей. Справа от здания с белыми колоннами и огромными евроокнами зеленел сосновый лес, а слева, за речонкой, расстилалась бескрайняя степь. Впрочем, старики могли не утруждать себя походом к речке или в лес: за забором, скрывавшим бедных постояльцев от посторонних глаз, разбили прекрасный парк с газонами, на которых летом и осенью благоухали розы разных цветов, шумели маленькие фонтанчики, в крохотных беседках можно было спрятаться от палящего солнца в жаркие летние дни. В общем, благодать, да и только! Знакомая Калерии Борисовны оказалась юркой старушкой лет семидесяти, в чистом белом халате и такой же выглаженной до скрипа косыночке.

– Калерия говорила о вас, – приветливо начала она. – Кстати, вам повезло. Я только что вывезла его на прогулку. Пойдемте со мной.