Краем глаза наблюдаю за Ларри, который скучающе смотрит на меня, а после переводит взгляд куда-то вдаль. На долю секунды мне кажется, что он вот-вот уснет от такого времяпровождения. Он зевает, оголяя белые зубы, и трет лоб рукой, а после сам открывает дверцу холодильника и тоже достает бутылочку молока.

Закончив с молоком, подаю Ларри знак, чтобы он следовал за мной. Слышу, что его телефон звонит и он лениво отвечает. Подойдя к стойке с сыром, замечаю, что народу в супермаркете прибавляется. Не знаю, честно говоря, для чего мне понадобился чертов сыр, однако все с той же напористостью беру в руки первый попавшийся и читаю этикетку. Ларри что-то кому-то воодушевленно объясняет по телефону, иногда понижая голос, иногда отворачиваясь.

Рядом со мной встает какой-то мужчина в кепке и тоже берет сыр и начинает его рассматривать.

– Майкл кое-что хочет передать тебе.

Его шепот пугает меня, и я слегка поворачиваю голову в его сторону. Мужчина совершенно не показывает лица, лишь продолжает разглядывать сыр. До меня медленно доходит, что он ждет ответ, который я не в силах ему дать. Я вновь смотрю на Ларри, словно набираюсь смелости ответить мужчине. Внутренне убеждаю себя, что, быть может, это мой шанс на спасение. Сглатываю тягучий ком и делаю глубокий вдох… но ничего не отвечаю. Незнакомец переводит взгляд на какой-то другой молочный товар и вновь начинает читать упаковку. Я же продолжаю искать что-нибудь, что может понадобиться мне в готовке. От ожидания и волнения немеют пальцы рук, и я с трудом беру следующий товар. Мужчина что-то кладет себе в корзину, по-прежнему изображая заинтересованность представленным ассортиментом.

– Он хочет передать тебе записку.

И вновь я вздрагиваю от этого шепота. Краем глаза замечаю, что он протягивает мне свернутый клочок бумаги. Я мешкаю. «А что, если это ловушка?» – размышляю я и, положив обратно сыр, огибаю незнакомца и подхожу к другому стеллажу. Оборачиваюсь и вижу, что Ларри продолжает говорить по телефону, но не выпускает меня из поля зрения. В этот раз передо мной красуются другие сыры. Я беру один из них, и тут же незнакомец говорит:

– Оливия, я знаю, тебе страшно. Ты думаешь, что это какая-то ловушка.

Тембр его голоса заставляет меня содрогнуться. Мне кажется, я вспомнила, кто он.

– Это всего лишь записка, – убаюкивает он меня, и мне становится менее тревожно.

Я пытаюсь заглянуть незнакомцу под козырек, но он умело прячет лицо. Мужчина демонстративно возвращает сыр на полку, разворачивается и уходит прочь.

Меня охватывает небывалая дрожь сомнений и переживаний. Вдруг Ларри это видел? Но какая-то часть меня прекрасно понимает, что если бы это была ловушка или проверка Джека, то, скорее всего, Ларри бы задергался. Он бы следил за моей реакцией, нервничал и вел себя странно. Однако этот амбал совершенно не проявляет беспокойства по поводу меня, потому что чрезмерно увлечен разговором по телефону.

Снова смотрю на записку, которая выглядывает из-под куска сыра, и дрожащей рукой беру ее. Стараюсь как можно незаметнее переложить записку в другую руку, а потом быстро сую ее в карман. Сыр же я отношу в тележку, делая вид – по крайней мере, стараясь делать вид, – что все нормально. Сердце бьется в груди и вот-вот пробьет ребра. Ладони вспотели, капли пота выступили на лбу. Я разворачиваюсь и следую дальше, сама не зная, что ищу. В голове сумбурный полет мыслей, сопровождаемый легким головокружением от адреналина, нахлынувшего, как внезапный дождь, на раскаленный асфальт. Любопытство сжирает изнутри, умоляя развернуть записку, но я уговариваю себя, что это сейчас может быть опасно.

Следующие полчаса я слоняюсь вдоль прилавков совершенно без возможности сосредоточиться. В голову то и дело лезут сомнительные мысли о правильности поступка. Я размышляю о том, что же может быть в записке и что хотел Майкл мне передать. Тревожность не дает вдохнуть, я ощущаю невидимый ошейник на своей шее, который перекрывает кислород.

– Долго еще ты будешь ходить? – спрашивает Ларри, скучающе глядя на меня, оперевшись подбородком на руку, а локтем – на ручку тележки.

– Я еще хочу взять сок, – отвечаю ему с улыбкой, словно меня ничто не тревожит.

Амбал хмурится, сузив и без того свинячьи глаза, и косо кидает на меня взгляд. Ему ничего не остается, как нянчиться со мной, и, кажется, мне это на руку. Нарочно медленно прогуливаюсь вдоль огромных стеллажей с различными видами соков и вод, лениво проводя глазами по полкам.

Мой некогда привычный дом оказался клеткой, в которой я лишь племенная птица. Как и все живые существа, я рвусь на волю, дабы вздохнуть полной грудью и ощутить столь сладостный вкус свободы.

* * *

Обратно мы едем молча. Как только Ларри закинул последнюю сумку с продуктами и хлопнул дверцей багажника, мы больше не обменивались словами. Амбал даже не смотрит на меня в зеркало заднего вида. По крайней мере, когда я обращаю на него внимание, его глаза направлены на дорогу. Тем лучше для меня. Меньше вопросов – ярче вкус долгожданной свободы.

Как только мы возвращаемся, я выхожу из машины и следую вместе с Ларри в дом. Амбал молча ставит пакеты в кухне, а после открывает холодильник и достает оттуда бутылку воды. Я не говорю ему ни слова, лишь молча разбираю покупки, пока он бессовестно ведет себя, возомнив себя здесь хозяином. Впрочем, мои мысли в мгновение ока вновь занимает загадочная записка, которую мне не терпится развернуть. Но пока нужно вести себя как обычно: отчуждено, потерянно, безразлично ко всему. Ларри, как свинья, чуть не хрюкает, едва оторвав от губ горлышко бутылки. Он шумно вдыхает, закрывает бутылку с остатками воды и оставляет ее на столешнице. Где-то в глубине души я возмущена таким свинством, однако в данной ситуации лучшее оружие – это безразличие. Поэтому, стиснув зубы от хамства и разгильдяйства этого амбала, я продолжаю разбирать пакеты.

Ларри покидает кухню раньше, чем я управляюсь с пакетами, выходит на улицу и закрывает за собой входную дверь. Я мельком наблюдаю в окно, как он закуривает сигарету и разговаривает по телефону, смотря по сторонам.

Расправившись с покупками, аккуратно вынимаю записку из кармана и дрожащими руками, которые изрядно начинают потеть от волнения, разворачиваю ее. Буквы перед глазами мутнеют, и я кое-как заставляю себя сосредоточиться на послании, краем уха слушая, что происходит за окном. Испуганно еще раз смотрю на Ларри, который продолжает курить на лужайке, делаю глубокий обжигающий вдох и молча читаю: «Оливия, тебе грозит опасность.