class="p1">Кивнув, Йоиль заторопился было к выходу, но голова закружилась, его повело, он упал, ударился и от боли застонал.

– Тебе ничего не дают поесть после забора крови? – Гуго бросился ему на помощь; трость мешала.

Йоиль покачал головой, хватаясь за его руку:

– Надо дождаться ужина. Или дядя Менгеле что-нибудь мне даст. Печенье или шоколадку.

– Много они из тебя выкачали.

– Знаю.

Покачиваясь, Йоиль вышел в коридор. Мальчик знал блок как свои пять пальцев. Это место, несмотря ни на что, уже стало ему домом. Они вошли в спальню, и Йоиль выдвинул ящик стола, достал рисунки.

– Вот.

Гуго принялся рассматривать их один за другим, надеясь отыскать хоть что-нибудь, какой-то намек. Вот красные капли на полу – он вспомнил о кровотечении у Бетании. На столе блокнот и перо. «АБО». Адель, Бетания и Осмунд? Или Анита, Брунгильда и Осмунд? Что, черт возьми, хотел сказать Браун, стоя на пороге смерти?

– Покажи-ка мне портрет Брауна… Ты очень хорошо нарисовал шишку на лбу.

– Интересно, как он ее получил? – Йоиль склонился над рисунком.

– Кто-то его ударил.

Берт сказал, будто ударил кулаком, – он соврал, теперь это было очевидно.

– Смотри-ка, Йоиль, кожа поцарапана, вряд ли били голыми руками.

– Я видел, как один поляк дрался с капо.

– Здесь, в лагере?

– Да, бои устраивают на аппельплац. Там любой заключенный может отколошматить капо. Мы всегда болеем за заключенных.

– И капо приходится несладко? – Гуго не без удовольствия рассмеялся.

– Случается. Правда, тогда эсэсовцы дают капо кастет.

– Вот сволочи. – Гуго закрыл альбом.

– А не могли и доктора Брауна стукнуть кастетом?

– Вряд ли. Тогда рана была бы больше и, вероятно, рваной. Его стукнули чем-то маленьким.

– Мои рисунки вам сегодня помогли?

– Они подарили передышку. Мне нужно время для размышлений.

– Тогда, может быть, вы передумаете насчет треугольников?

– Не могу, – вздохнул Гуго.

– Я слыхал от Менгеле, что сегодня прибывает «особый груз», – не отставал Йоиль. – В Биркенау вызвали всех врачей и офицеров, даже коменданта. А мы бы с вами отправились искать папу и дали бы ему зеленый треугольник.

– Нет, Йоиль. – Гуго постарался говорить твердо. – Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь. Биркенау просто огромен.

На лице Йоиля отразилось разочарование, но Гуго предпочитал сделаться объектом его ненависти, лишь бы не рассказывать об умирающем отце.

37

Небо было грязным. Косой, какой-то мертвенный, душный свет уродовал все, на что падал. Если бы не снег, мир выглядел бы как потусторонний. Под пушистым покрывалом даже лагерные бараки из красного кирпича казались аккуратными, красивыми домиками. Аллеи были чистыми, вдоль обочин росли деревья, иней на ветках сверкал под прожекторами. Впрочем, глядя на Аушвиц, Гуго уже не мог доверять своим глазам.

В сумерках он решил прогуляться. Нужна была новая деталь, чтобы разблокировать заклинившую шестерню. Не хватало одного-единственного элемента, который подскажет, какая дорога выведет из темноты.

Остановившись у двадцать четвертого блока, Гуго закурил. Устало привалился к стене. В голове множество вопросов боролись с температурой, не желавшей опускаться, несмотря на все холодные примочки. Дверь в барак раскрылась, и оттуда выглянула Роза. Удивление на ее лице мгновенно сменилось лукавой улыбкой.

– А я знала, что вы вернетесь, – промурлыкала она. – Пойдем наверх?

– Спасибо, боюсь, момент неподходящий.

– За что спасибо-то? Никс камела, никс травахо, как говорят у нас здесь. Нет еды, нет работы. Нет работы, нет еды!

– Я же сказал, сейчас не время. – Гуго глубоко затянулся, из-за жара вкус у табака сделался кислым и неприятным.

– Какой-то вы сегодня дерганый.

Роза по-хозяйски огляделась, уперев руки в бока. Встретившись взглядом с заключенным, убиравшим снег, улыбнулась ему. Ее служба предоставляла ей определенную свободу и придавала смелости. Мимо прогромыхал грузовик с красным крестом; Роза проводила его взглядом и вздохнула:

– За новыми поехали.

– За новыми?

– Ну да. Забирают трупы шприцованных.

– Что это значит? – Гуго приподнял брови, делая очередную затяжку.

Он чувствовал себя не в своей тарелке, дикий лагерный жаргон вызывал отвращение.

– Мне тут говорили, что сперва эсэсовцы были крайне жестоки с заболевшими, – обстоятельно начала Роза. – Убивали их толпами, прямо на перекличке, на глазах у всех остальных. Теперь больных отправляют в госпиталь, и там врач делает им укол фенола в сердце. – Роза пошевелила большим пальцем, нажимая на воображаемый поршень. – Заключенным говорят, что это лекарство против тифа. Раз-два – и дело в шляпе. А вечером приезжает грузовик забирать трупы. Так все… «приличнее», – с горечью добавила она. – Ах, когда выйду из лагеря, вернусь в Эггенталь. Там хорошо. Вы тоже приезжайте, если эта война когда-нибудь закончится. Воздух у нас в Баварии – не надышишься.

Роза закрыла глаза. Гуго понимал, что она пытается хоть на минуту сбежать из ада.

– Кажется, я уже там, – прошептала она. – Черепичные крыши домиков, теснящихся на фоне гор. И небо там всегда голубое. В детстве я босиком бегала по лугам среди пасущихся коров. – Роза покосилась на Гуго – Не знаю, бегали ли вы когда-нибудь под мычание и звон коровьих колокольчиков?

– Увы, я городской.

– Тогда вы понятия не имеете, что такое свобода, – заявила Роза. – И какая нужна сноровка, чтобы не вляпаться в коровью лепешку. Насколько же унизительно попасть сюда и увидеть море дерьма, через которое не перепрыгнуть…

– Могу представить.

– Да ничего вы не можете. Выйдя из поезда, я обнаружила среди эсэсовцев кучу баварцев, даже своих земляков из Эггенталя, понимаете? Некоторых я знала с детства, они еще бегали за мной в начальной школе… Унизительнее не придумаешь.

– О ком вы говорите?

– Да хоть о том же Тристане Фогте.

– То есть вы были знакомы прежде?

– Вместе в школу ходили. Кстати, заводной был мальчишка, нравился мне. Он-то и посоветовал мне на перекличке согласиться на работу, предложенную Сигизмундом. Сказал, что это единственный способ выжить тут. Я последовала его совету. И сменила имя.

– Сменили имя? – По спине Гуго поползли мурашки.

– Ага. Была Одалиндой, стала Розой. Какой смысл носить имя человека, которого больше нет?

– Не может быть! – воскликнул Гуго, мысленно возвращаясь к записке Брауна.

– Совет Фогта спас мне жизнь. Вам это покажется, конечно, странным, но иногда, чтобы выжить, приходится идти на компромиссы.

– Что за человек Фогт?

– Со мной он всегда обходителен, хотя я видела, что он совершил немало злых дел, как и прочие эсэсовцы. В Аушвице так уж заведено: слабые погибают, даже если ты офицер. Как думаете, сколько протянет Либехеншель? Говорят, он чересчур мягкотел. – Роза постучала пальцем по губам. – Угостите девушку сигареткой?

Гуго дал ей сигарету, щелкнул зажигалкой. Роза затянулась и вздохнула.

– Тристан когда-то