гернгутеров, что и было сделано в 1743 году. Однако Екатерина II вновь разрешила их деятельность (1764), и с тех пор они представляли собой пиетистскую альтернативу лютеранству.

Интеллектуальная жизнь в Прибалтике была активной, ее участники поддерживали тесные связи со своими коллегами в Речи Посполитой и городах Пруссии. К XVIII веку появилась заметная прослойка публичных интеллектуалов – как правило, это были дворяне, получившие проникнутое просвещенческим духом образование в университетах Германии (Геттинген, Росток, Галле, Лейпциг, Иена) и других стран Европы (например, голландский Лейден). Возвратившись в Ливонию и Эстонию, некоторые из них создавали сочинения, осуждавшие крепостничество, и разрабатывали серьезные проекты аграрных и социальных реформ, вызывавшие дружный отпор местной знати. Издательство Харткноха в Риге стало центром распространения идей немецкого Просвещения. Помимо брошюр на немецком, эти литераторы публиковали кое-что и на местных языках. Иоганн Готфрид Гердер, в своих более поздних философских и литературных трудах впервые четко обозначивший концепцию немецкой нации, в 1760-х годах преподавал в Риге, где начал разрабатывать учение о «народе» и коллективном духе, в котором выражаются этнос и культура. Там он собрал, а позже издал эстонские и латышские народные песни. Собиранием местного фольклора – песен и сказок – после него занимались и другие исследователи; стали появляться грамматики латышского языка, словари, этнографические энциклопедии Лифляндии и Эстляндии. По оценке Плаканса, в XVIII веке вышло более 220 книг на эстонском, на латышском же между 1755 и 1835 годами было опубликовано около 700 сочинений. При этом он указывает, что к концу столетия, в революционную эпоху, вся эта деятельность, сочетавшаяся со стремлением наладить образование для крестьян, стала вызывать подозрения властей и знати, и кое-где (особенно в непротестантских областях) такие образовательные программы были сокращены.

Рис. 5.2. В Эстонском музее под открытым небом близ Таллинна (ранее – Ревель) сохраняются крестьянские постройки. Фото Джека Коллманна

Петр I и его преемники старались привлекать на службу прибалтийских немцев, и в 1710–1917 годах последние занимали немалую часть высших государственных должностей (одну восьмую). В XVIII веке более чем 3000 немцев было позволено обучаться в университетах Германии. Для некоторых своих реформ Петр I брал за образец прибалтийские страны, институты которых восходили к шведским. Это касалось, в частности, городских учреждений и провинциальных органов власти, где доминировали выборные представители из числа знати, наподобие ландратов. Разрабатывая административную реформу 1775 года, Екатерина II вдохновлялась прибалтийской системой – в русском центре главный ее смысл заключался в привлечении местного дворянства к управлению.

Реализация этой реформы в Прибалтике привела к наступлению на местную автономию. Несмотря на выступления прибалтийских немцев в Уложенной комиссии (1767), содержавшие решительные возражения против применения к их странам имперского законодательства, – а может быть, вследствие их, – Екатерина II приложила усилия к интеграции финансовых систем Лифляндии и Эстляндии в общероссийскую и приведению дворянских учреждений к новому общеимперскому стандарту. В 1780-е годы в Прибалтике в рамках проведения реформы появились прокуроры, судебные и налоговые палаты на губернском и местном уровне, – доступ в создаваемые учреждения был открыт для представителей незнатного и ненемецкого населения. Заседателями в местных судах могли быть даже государственные крестьяне. Были созданы дворянские собрания, участие в которых принимали все дворяне, независимо от национальности. Вводились подушная подать и рекрутская повинность.

В 1785 году в Прибалтике начали действовать Жалованные грамоты дворянству и городам, еще сильнее подорвавшие исключительное положение немцев. Вторая из них вводила иерархию горожан – купцов, лавочников, ремесленников, – основанную на имущественных критериях, а не социальном или этническом происхождении. В 1782 году были упразднены таможенные барьеры между Лифляндией и Эстляндией, с одной стороны, и остальной империей – с другой, что нарушило монополию купцов-немцев и привело к активизации торговли, которая велась через Ригу. Жалованная грамота дворянству создавала дополнительные возможности для занятия должностей и приобретения земли дворянами ненемецкого происхождения – русскими, польскими и другими. И все же немецкая знать по-прежнему занимала господствующие позиции в органах управления; русский язык использовался только в губернских учреждениях, на более низком уровне применялись немецкий язык и немецкое право. По словам Джона Ледонна, в Выборге реформа, как ни парадоксально, привела к еще большему сосредоточению власти в руках землевладельцев, занимавших выборные должности, и снизила роль заседателей из числа крестьян. Тем не менее, шведский язык употреблялся в местных судах еще в 1790-е годы. Прибалтийские немцы потеряли контроль над институтами, но сохранили господствующее положение на местах и не утратили сплоченности. Постепенно они стали частью общеимперского дворянства и чиновничества, образование которых и было одной из целей Екатерины.

Если брать Прибалтику, то от екатерининских реформ больше всего пострадали городские низы и крестьянство. Ливонских крестьян и горожан в 1783 году обложили подушной податью, заменившей прежнюю поземельную; ее уплата еще больше закрепила зависимое положение крепостных. Крестьяне поднимали восстания, но не смогли ничего добиться. При Павле I для крестьян Ливонии и Финляндии была введена рекрутская повинность, как и для некоторых народов Среднего Поволжья. Таким образом, они вошли в число тех немногих неславянских народностей, которых коснулись эти две повинности, отличавшие крестьян восточнославянского происхождения.

В ходе разделов Польши к Российской империи отошли новые территории, на которых проживали латыши и прибалтийские немцы – Латгалия (Инфлянтия) и Курляндия. Латгалия, столицей которой был крупный город Даугавпилс (Двинск) оказалась в составе России в 1772 году, после первого раздела, став частью Витебской губернии. То была аграрная юго-восточная часть Ливонии, присоединенная к Речи Посполитой в XVII веке; католическая знать различного происхождения (поляки, литовцы, украинцы) и немцы-лютеране держали здесь в крепостной зависимости латгальских (говоривших на латышском языке), польских и литовских крестьян. К услугам правящего сословия были польские шляхетские права, парламентские институты и польская культура; русские власти сохранили все это за ним. Население также было разнообразным по составу (оценочные данные на 1784 год): 62 % католиков, 31 % униатов, 4 % лютеран, 2 % иудеев, менее чем по 1 % других реформатов и старообрядцев.

Курляндское герцогство – основная его часть была расположена на полуострове, замыкающем с запада Рижский залив, – создал в 1561 году великий магистр Ливонского ордена Готхард Кетлер во время секуляризации орденских владений. Герцогство вошло в состав Речи Посполитой на правах автономии. Находясь под властью семейства Кетлеров, нередко вступавшего в конфликт с немецкой знатью, оно процветало благодаря судостроению, торговле и промышленному производству. Более того, в XVII веке Курляндия ненадолго обзавелась колониями в Африке и Вест-Индии. Крестьяне, преимущественно латыши, были крепостными. В XVIII веке герцогство, как и вся Речь Посполитая, постепенно втягивалось в зависимость от России. Петр I выдал свою племянницу Анну Иоанновну за курляндского герцога (1710);