— Мы с молодым господином на двойную девятку ходили на охоту, — Сун Юньхао потянулся за кувшином — видимо, правильным кувшином, потому что Биси не возмутилась. — Не на нечисть, просто на обычную охоту.

— Бедные кролички! — протянула Биси не очень искренне. — И вообще, пить куда веселее.

— Или глядеть вместе с другом на осенние небеса, — проговорил Чжан Вэйдэ, не успев задуматься.

Сун Юньхао медленно повторил: — С другом, — и снова сделал большой глоток.

Чжан Вэйдэ чуть не стукнул себя по лбу. Он совсем не хотел намекать, что прежде молодой господин Бай не был для Сун Юньхао самым близким другом. Хотя может ли считаться другом человек, которого всю жизнь зовёшь господином?

— Я хотел сказать, — проговорил он, смущённо откашлявшись, — после всего, что случилось в Хугуане, мы можем считаться друзьями в жизни и смерти, как говорят в цзянху.

— Мы знакомы недолго… — Ло Мэнсюэ вдруг испуганно поднесла руку к уху, будто испугалась, что потеряла серёжку.

— Это всё чепуха. Мы всегда можем ещё раз познакомиться. Раз уж мы все собрались здесь. Меня зовут Чжан Вэйдэ, мне почти семнадцать, я сирота, ученик наставника Чжан Шэня с горы Даньсюнь, и у меня никогда не было меча, потому что у наставника его тоже не было, но я работаю с талисманами.

Он выпалил это на одном дыхании — не потому, что боялся запутаться во вранье, он давно уже сам почти уверовал в собственную ложь, но из страха, что никто не откликнется; хотел ещё что-нибудь прибавить, но поперхнулся безжалостным горным воздухом.

— Какой дурак спрашивает у женщины её возраст, — фыркнула Биси.

Тянь Жэнь пробормотал с улыбкой:

— Она совсем юная. Младше меня.

Его пальцы беспрестанно шевелились, и Чжан Вэйдэ только теперь понял, что он переплетал стебельки цветов между собой.

— Я тебе хвост отгрызу, — пообещала Биси с набитым ртом.

— Я не знаю точно, сколько лет мне самому. Когда я был совсем мал, на этих землях всё время бушевали войны, а потом их объединил император-основатель Чэнь.

— Двести? — сказала Ло Мэнсюэ робко.

— Пусть будет двести три. Или двести четыре. Вам, наверно, удобнее знать точно… Я выучил, конечно, «Канон иглоукалывания», но лучше разбираюсь в травах. Я сказал вам, что я из народа Южного моря, но я не помню своей родни и даже никогда не встречал подобных себе. Если я и родился в море, этого я тоже не помню.

— Да что родня! — Биси разом перестала и жевать, и кривляться. Теперь её гнев был непритворным, и в первый раз за всё время, что он её знал, она по-настоящему испугала Чжан Вэйдэ, хотя у неё не отросли клыки и когти, даже глаза не светились, а просто глядели бешено, да ещё что-то клекотало в горле. — Я от них отреклась. Они сказали, моя мать нечистая. Сказали, что не примут её назад. Они сами — грязь. Я плюю на их холмы и норы. На их могилы.

— Мои родители умерли в Цичжоу в год великого мора, — сказал Сун Юньхао. — Потом господин Бай взял меня телохранителем к сыну, но я не уберёг его. Весной мне будет двадцать девять, но я не уверен, что доживу до весны. Впрочем, я и раньше никогда не загадывал на будущий год.

— Я выжила, хотя никогда не была лучше всех, — проговорила Ло Мэнсюэ тихо. — Другие были талантливее меня. Просто… лучше. Ши-эру было три.

Раньше она никогда не говорила, как звали призрачного малыша в тигровых туфельках.

— Мне не нравится эта игра, — сказала Биси сквозь зубы.

— Не бойтесь, я уже наплакалась, — заверила Ло Мэнсюэ, глубоко вздохнув. — Хотите кашу?

— Каша без курицы вообще бессмысленна.

— Она с хурмой.

— С хурмой ладно, — смилостивилась Биси.

— Не нужно горевать, — Чжан Вэйдэ потянулся за кувшином, плеснул вина в чарку и вдруг, по какому-то наитию, вскочил и вылил вино полукругом на пожелтелую траву.

— Этой чашей, — сказал он медленно, — мы провожаем мёртвых. Но нам самим нужно как-то дожить до весны. Раз небеса нас свели вместе, мы можем вместе пойти в Иньчжоу. И потом, ловушки. — Он налил ещё вина, уже себе, и проглотил, не чувствуя вкуса. — Брат Сун, что ты закатываешь глаза? Про Иньчжоу это была твоя идея, и про ловушки тоже. Ты сам сказал, что в одиночку выходить на крупную нечисть, вооружившись только клинком, тебе тяжело.

— Я могу подумать про ловушки, — сказала Ло Мэнсюэ, оживившись, ровно тем же застенчивым, но полным надежды тоном, каким говорила про свои блюда. — Построения у меня обычно получаются, а если меня кто-нибудь поддержит — Вэйдэ? — будет ещё легче. Это довольно разумно.

— Разумно не расставаться перед зимой, — проговорил Чжан Вэйдэ с нажимом. — Когда придёт весна, что-нибудь решим.

— Когда придёт, — повторил Сун Юньхао и тоже вылил полную чарку на траву.

— Не тратьте вино, — буркнула Биси. — Моя младшая сестричка всё равно не будет пить.

Наставник тоже пил редко, но любил ли он вино, Чжан Вэйдэ не мог сказать. Удивительно, как мало он вообще знал о наставнике.

— Жалко, нету циня, — сказал он задумчиво.

Сун Юньхао отчего-то страшно удивился:

— Ты умеешь играть?

— Не очень хорошо, — признался Чжан Вэйдэ. — Я могу читать стихи. «Хочу полюбить этот странный неведомый мир, по красным ступеням дойти до небесной страны».

Прозрачные небеса были высоки, но не казались безнадёжно далёкими.

Чжан Вэйдэ никогда не умел говорить громко — или разучился так давно, что уже не помнил, каким звонким может казаться собственный голос, как упрямо и легко он может взмывать ввысь.

— Любовью своею

оставил меня государь,

Но горные кручи

вовеки мне будут верны.

Сун Юньхао махнул рукой: — Да в преисподнюю смертных государей, — но Ло Мэнсюэ глянула на него укоризненно, а Биси пробормотала: «Красиво», и Чжан Вэйдэ, воодушевлённый их тёплым приёмом и странностями, которые творились с его голосом, читал ещё строки Малого Се, а может, кого-то иного из трёх Се. Он вдруг приобрёл уверенность в своих исполнительских талантах, но совершенно не был уверен, что не путает строчки.

Биси пела, в упоении прикрыв глаза и наклонив голову, куда музыкальнее, чем тогда в усадьбе, но отчего-то она знала только кусочки из Шицзин, ворох развратных городских песенок и очень странное, протяжное нечто, под которое лисы, видно, не то укладывали детей спать, не то хоронили своих покойников. Под эту лисью колыбельную они с Биси прыгали не в такт, держась за руки, — танцем это назвать было сложно, — пока Биси зачем-то не накинула свою шаль ему на голову.

У