пять со станции прибыл кэб, он поднялся в спальню в надежде, что она пришла в разум, полностью одета и готова ехать, но она была в том же положении, что и перед тем, как он спустился к завтраку: дремала на снова перекрученных простынях.

– Что ж, тогда поезжай дневным поездом, – сказал он, помолчав. – Я предупрежу кэбмена. В крайнем случае, – добавил он, поскольку она не отвечала, – в крайнем случае жду тебя завтра.

Она приоткрыла глаза и вяло глянула на него.

– Ты слышала?

Она снова что-то прохрипела.

– До свидания, – сказал он, наклонился и чмокнул ее в макушку, вложив в поцелуй все свое негодование.

Ну почему, почему он должен быть наказан за последствия не его нелепого поведения? Всю дорогу Уимисс размышлял об этом и даже «Таймс» читал без должного внимания.

А мисс Энтуисл, помня о том, что в пятницу они вернулись из медового месяца, провели уикенд в «Ивах», а в понедельник утром обязаны возвратиться в Лондон, дождалась двенадцати часов, когда Уимисс уже должен был уйти к себе в контору, и позвонила на Ланкастер-Гейт. Они с Люси собирались вместе пообедать, Люси написала ей об этом, и мисс Энтуисл с нетерпением ждала встречи. Она мечтала наконец-то обнять свою девочку, она так соскучилась. Казалось, с того момента, когда та, счастливая, уезжала в такси, прошла целая вечность, а писем из путешествия она так и не дождалась: приходили только открытки с видами.

Ей ответил мужской голос – не Уимисса. Она узнала голос бледного слуги, который вместе с женой присматривал за домом на Ланкастер-Гейт. Обитали они в подвале и выбирались на свет только по обязанности. В обязанности входило отвечать на телефонные звонки, готовить Уимиссу ванну и завтрак, после отбытия хозяина в контору застилать постель, и затем, до следующего утра, вокруг них снова сгущались тени, поскольку Уимисс возвращался домой, когда они уже спали. Повторный брак, конечно, должен внести беспокойство в их размеренную жизнь, и бледная жена уже мучилась неприятными предчувствиями по поводу готовки, но, если честно, беспокойными были только три дня в неделю, и ради того, чтобы с пятницы по понедельник быть самим себе хозяевами, стоило потерпеть. А поскольку в понедельник утром из Строрли никто не приехал, они воспрянули духом и пребывали в воодушевлении до самого телефонного звонка.

Звонил телефон не часто, потому что у Уимисса имелись и другие телефоны – в конторе, в клубе, поэтому Туайту не хватало опыта в обращении с этим средством связи. Каждый раз, когда в пустом доме раздавался такой настойчивый, такой громкий звонок, Туайты впадали в ажитацию. Им чудилось в нем нечто зловещее, и миссис Туайт каждый раз, глядя, как мистер Туайт выныривает из их тени, похожий на большую тихую рыбину, что поднимается к поверхности за глотком воздуха, благодарила Господа за то, что не была рождена мужчиной.

Она каждый раз тоже поднималась и, обеспокоенная тем, что может случиться с Туайтом, беседующим с бесплотным голосом, прислушивалась с ведущей в кухню лестницы. Вот что она услышала на этот раз;

«Нет, мэм. Пока нет, мэм».

«Не могу вам сказать, мэм».

«Нет, никаких известий, мэм».

«О да, мэм, в пятницу вечером».

«Да, мэм, ранним поездом в субботу».

«Да, мэм… Очень странно, мэм».

А дальше – тишина. Она знала, что он пишет в блокноте, специально для этой цели положенном Уимиссом.

Это была самая трудная из задач. Каждое сообщение следовало записать и хранить на столе в холле, с указанием времени звонка, и Уимисс, вечером придя домой, все просматривал. Туайт, однако, в письме был не силен. Слова его смущали. Он сомневался, как что пишется. К тому же ему трудно было запоминать, что говорилось, потому что говорившие, как правило, торопились, были слишком напористы, и из-за этого само содержание разговора вылетало у Туайта из головы. А еще: как отличить сообщение от несообщения? Уимисс настаивал, чтобы он записывал только сообщения. Но если звонивший не говорил, что что-то надо передать хозяину, следовало ли считать звонок сообщением и записывать? Вот что это сейчас, например, – сообщение или нет?

Он решил, что лучше перестраховаться, и усердно все записал:

«Сэр, звонила мисс Хенуиссел узнать приехали вы и если то когда и какие мы получили распоряжения и сказала это странно 12.15».

Только он положил блокнот и уже собрался опуститься в тихую тень, когда эта штука зазвонила снова.

Теперь это был Уимисс: «Вернусь поздно как обычно».

– Да, сэр, – сказал Туайт. – Здесь вот…

Но на том конце уже положили трубку.

Тем временем мисс Энтуисл, подумав, набрала Строрли 19. Ей ответил голос – Честертон, – спокойный и деловитый, а то, что она ответила, заставило мисс Энтуисл пренебречь ленчем, уложить небольшую сумку и отправиться на вокзал Паддингтон.

Поезда до Строрли в это время были нечастыми и медленными, так что она добралась в станционном кэбе до белых ворот, утопавших в заболоченном проезде, только к пяти. Рано или поздно ей все равно предстояло попасть в «Ивы», потому что теперь она была связана с ними родственными узами, и за четыре недели со времени свадьбы, которые она провела в мире и покое, она решила отбросить все нелепые предубеждения касательно этого места и прибыть, когда придется прибыть, сильной духом и разумом. В конце концов, племянница была не так уж и неправа, сказав «Везде кто-нибудь умер». И все же, пока кэб вез ее вдоль болотистой низины, она думала, что хорошо бы, чтобы Люси разболелась все-таки не в этом доме. К тому же ее беспокоило, что никто ее сюда пока не приглашал. В случае серьезного заболевания такая оплошность, конечно, в счет не шла, но голос горничной всего лишь сообщил, что миссис Уимисс простудилась, а мистер Уимисс отбыл в Лондон в обычное время. Значит, она не так уж больна, если он уехал. Прибыв незваной гостьей к воротам во владения Уимисса, она засомневалась: может, она поступила слишком импульсивно? Однако мысль о том, что детка одна в этом зловещем доме…

Она выглянула из окошка кэба. Вовсе не зловещий, строго поправила она себя, все выглядит очень мило. Кругом порядок. Кусты такие как положено. Крепкая ограда. Симпатичные коровы.

Кэб остановился. Честертон спустилась по ступенькам, открыла дверцу. Милая горничная. Все нормально.

– Как себя чувствует миссис Уимисс?

– На мой взгляд, так же, мэм, – ответила Честертон и осведомилась, должна ли она оплатить поездку.

Мисс Энтуисл сама заплатила кэбмену и поднялась по ступеням в сопровождении несущей ее багаж Честертон. Удобные ступени. Приятный дом.

– Она