Вдруг из толпы вышла девушка в простой рубахе и сарафане. Мое внимание привлекли ее будничный вид, мрачный взгляд и очень знакомые черты лица. Но когда я узнала ее, было уже поздно – она быстро вынула из рукава тонкий кинжал и кинула в Дмитрия. За то мгновение, пока острое лезвие летело к любимому, перед моими глазами пронеслась вся моя короткая прошлая жизнь, а также длинная будущая, которая сейчас могла оборваться. С силой, на которую была способна, я попыталась оттолкнуть его с того места, где он стоял, прекрасно понимая, что попадаю между ним и кинжалом. Ужас и паника накрыли меня позже – я билась в рыданиях, хотя знала, что нож не задел ни его, ни меня, но от одной мысли о том, что могло случиться, трясло. Непонятно откуда взявшаяся Баба-яга сбила нож на лету собственным лаптем. Тоже мне, ниндзя-самоучка! Не сумев успокоить сразу, Дмитрий отнес меня на руках к карете. Напавшая даже не пыталась скрыться. Теперь все узнали в ней Василису Прекрасную, только какую-то постаревшую и несчастную.

– На чужом несчастье счастья не построишь, – прошипела она нам вслед. – Локти кусать будешь, да только поздно…

По пути во дворец я постепенно успокоилась на плече Дмитрия. Яга быстро, по-деловому, влила в меня настойку трын-травы. Фрол Авдеевич каялся и просил самого тяжкого наказания за недогляд, а народ начинал массовые гулянья.

И на Базарной, и на Зеленой площади угощали всех желающих, наливали всем проходящим. Перед дворцом, рядом со свадебным шатром, накрыли столы для знатных и приближенных. Убедив Ягу и Митю в своем прекрасном самочувствии, я вышла к гостям с улыбкой счастливой новобрачной.

– Никому не позволю испортить самый чудесный день в моей жизни, – твердо заявила я. – Да и не подобает царице прилюдно впадать в истерики.

– Молодец, девочка, – похвалила Яга. И добавила с хитрой улыбкой: – Как скажете, государыня.

Дальше праздник шел без инцидентов и постороннего вмешательства. Вопреки прогнозам Бабы-яги, на устойчивость шатра, да и на гулянье в целом, никакие катаклизмы, в том числе природные, не подействовали.

Народ гулял, веселился, пил за молодых и скандировал: «Горько!» Я чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Митя крепко сжимал мою руку в своей большой теплой ладони, а у меня кружилась голова от хмельных напитков и близости к любимому.

Все вокруг были такие милые и хорошие, так искренне радовались нашему счастью. Никифор Федорович отплясывал вприсядку вокруг своей не менее дородной супруги, а Фрол Авдеевич в пылу танца прошелся на руках не хуже профессиональных скоморохов. Прихода вечера никто не заметил. Народ гулял, теперь уже при свете многочисленных фонарей, и обороты снижать не планировал.

Ко мне подошла Наталья и заговорщицки потянула в сторону. Я хотела попросить у нее какие-нибудь заколки – с головы все время сползала корона. Надо будет потом придумать, как ее закалывать, а то еще потеряю.

– Государыня, вас царь Дмитрий ожидает в опочивальне, – прошептала Наталья. – Пойдемте, я провожу.

– А, ну да, опочивальня. Как-то я сразу не подумала. А они? – Я показала на веселящийся народ.

– А они еще три дня гулять будут, – махнула рукой Наталья. – Если кто-нибудь заметит, что вы уходите, потом покоя не дадут. Пойдемте скорее, пока не спохватился никто.

Не доверять Наталье у меня повода не было. Она укрыла меня длинным, до самого пола, плащом с капюшоном и быстро повела задними дворами. Там нас ждала карета. Ехали недолго, но шум праздника стих. Мы подъехали к небольшому терему, и только за воротами Наталья разрешила снять плащ.

– Поднимайтесь на второй этаж, государыня, и ни о чем не беспокойтесь, дом надежно охраняется.

Действительно, во дворе несли караул не меньше двух десятков стрельцов. Дом сильно походил на дом Бабы-яги. Внизу печка, стол, скамейки, видимо, как и во всех местных домах. Наверху, в спальне с плотно задернутыми шторами, меня ждал мой супруг Дмитрий.

– Это традиции у вас такие? – поинтересовалась я. – Так таинственно обставлять первую брачную ночь?

В комнате горело множество свечей, царил романтический полумрак. Огромная кровать, застеленная розовым шелком, занимала большую часть помещения. Митька, уже в простой рубахе, с растрепанными волосами, не отрываясь глядел на меня своими умопомрачительными синими глазами.

– А ты бы предпочла, чтобы брачная ночь прошла под плясовую музыку и возгласы пьяных гостей?

– Нет, пожалуй, предпочитаю без экзотики, просто наедине с тобой.

– А то можем позвать стрельцов в зрители, – подколол он, расстегивая мое платье и целуя в шею. – Что же поделать, если у моей царицы такие изощренные фантазии?

– В следующий раз – непременно, – ответила я в тон, крепко обнимая любимого.

Проснулась я в неопределенное время суток. Шторы закрывали окна, в комнате царил полумрак. Митя лежал рядом, поддерживая голову согнутой в локте рукой, и не сводил с меня глаз. Мне показалось, что так он лежит уже довольно давно.

– Привет, – тихо прошептала я, подползая ближе. – С добрым утром.

– И тебя с добрым утром. – Митя чмокнул меня в нос. – Ну и горазды же вы поспать, государыня!

– Так разбудил бы, – пожала я плечами, устраиваясь поудобней у него на плече. – Какое там время суток?

– Без понятия. Есть хочешь?

– Очень, – призналась я, но не пошевелилась.

– И я очень, – согласился Митя, продолжая крепко прижимать меня к себе.

– Так, может, пойдем поедим? – засмеялась я.

– Пойдем. – Митька сгреб меня вместе с одеялом и потащил вниз.

Стол накрыли на двоих. Омлет с грибами, блины с икрой и медом, крынка с молоком и дымящийся самовар. Все было горячее, только что приготовленное, будто кто-то невидимый знал, когда мы спустимся. Очень удобно быть царицей, никаких бытовых забот. Я бы, пожалуй, провела всю оставшуюся жизнь в этом уединенном домике, рядом с любимым.

Позже выяснилось, что день клонится к вечеру, гулянья в городе продолжаются, а мне привезли новое платье, в котором надлежало прибыть на пир. Моих горничных здесь не было, и одеваться мне помогал Митя. Удивившись, как он ловко справляется с крючками и застежками на женском платье, явно не впервой, я вспомнила его репутацию бабника и почувствовала укол ревности.

В памяти всплыли слова Василисы Прекрасной: «Локти кусать будешь. На чужом несчастье счастья не построить». Сквозило в ее взгляде что-то большее, чем боль после неудачного нападения. Тоска и сочувствие. Мне очень захотелось поговорить с ней. Тогда Митька не пустил меня на допрос, вероятно, и сейчас не разрешит. Но как-то это устроить надо.

– А с Василисой Прекрасной что станет? – спросила я у мужа. Он обворачивал вокруг талии расшитый пояс. – Ее казнят?

– Наверняка, – сказал Митя. – Она совершила покушение на царя, принародно, здесь никаких доказательств не надо, свидетелей полно. Не бери в голову, Дашенька. Думай о нашем будущем, о нашей жизни.