– Твои щиколотки не будут смотреться на его плечах. Даже не пробуй.

На короткий миг время застывает, забывая течь. Предметы обретают небывалую четкость, как будто их загнали под увеличительное стекло. А тихое сопение Александры кажется таким громким, что вибрируют даже барабанные перепонки.

Латыпов подозрительно на нас косится, наполняя свой фужер апельсиновым соком, а я продолжаю стоять рядом со сводной сестрой, как пришитый намертво.

– А на чьих будут смотреться?

– На моих.

С показной бравадой я отвечаю на брошенный Сашей вызов и в ту же секунду получаю хлесткую пощечину, от которой миллионом иголок покалывает кожу. Готов поспорить, на щеке прекрасно различима характерная отметина.

Странно, но я совершенно не злюсь. Напротив, запал только растет, а уверенность в собственной правоте крепнет. Так что я запрокидываю голову назад и заливаюсь задорным оглушительным хохотом, вызывающим непонимание у спортсмена. Его физиономия сейчас достойна того, чтобы ее запечатлел на своем полотне какой-нибудь художник-портретист.

Ступор. Раздражение. Сомнения. Беспокойство. Догадки.

Все это калейдоскопом мелькает в ошалелых глазах Ильи и заставляет записать еще одно очко себе в копилку. Выцарапать из Сашиных рук бокал и попробовать, что она там пьет. Сморщиться от переизбытка сладости в жидкости и, установив зрительный контакт, предупредить Баринову.

– С вечеринки со мной уедешь.

Убедившись, что смысл сказанного пойман верно, я шутливо откланиваюсь под опасным блеском синих омутов и позволяю Кресту себя увести. Ловлю зевок в кулак, терпеливо выслушиваю его нотации и занимаю последнее место за столом, где парни из баскетбольной команды режутся в покер.

Пропустив один круг, я с удовольствием включаюсь в игру и спускаю половину отсыпанных мне фишек прежде, чем сорвать приличный куш. Снисходительно реагирую на восторженные восклицания и нагло блефую, удваивая ставки.

– Как оно в столице-то после Урала?

– Кайфово.

Вполголоса беседую с симпатизирующим мне Деном, делясь курьезами из армейской жизни. Отмечаю, что без какого-то дискомфорта устроился в старой маминой квартире, нуждающейся в хорошем косметическом ремонте, и с мальчишеской радостью выкладываю подробности о новой работе.

Если беспрестанная муштра и слепое повиновение не мое, то автомастерская – воплощение голубой мечты в реальность.

– Красава, Матвей. А ты повзрослел. Серьезнее стал, что ли.

– Возможно.

– А по сестре до сих пор сохнешь…

Проследив направление моего взгляда, с ироничной ухмылкой шепчет Денис, я же подвигаю весь свой банк ему и опустошаю залпом стакан с ледяным тоником. Чтобы в следующую секунду двинуться на танцпол, где мелькает привлекающая мое внимание фигурка в узких голубых джинсах и свободной белой рубашке, сквозь ткань которой просвечивает черное кружевное белье.

– А убогий твой где?

В хозяйском жесте я опускаю ладони на округлые девичьи бедра, а в голову как будто горящая семидесятиградусная самбука бьет. Пространство плывет вместе с нами с Сашкой, блики стробоскопа все только усугубляют.

Кожа Сашкина еще тоньше кажется. Венка на шее сильнее трепыхается. Сердце подскакивает в глотке.

– Не знаю.

Неопределенно ведет плечами Баринова, но рук моих не убирает. Невозмутимо возобновляет прерванный мной танец и изгибается так грациозно, что ей бы наверняка позавидовали гоу-гоу герлз из элитного клуба.

Или это я просто одержим одной конкретной девчонкой и других в упор не замечаю.

– Матвей, а отвези меня куда-нибудь, пожалуйста. Только не домой.

Спустя пару треков еле различимо выдыхает Александра и нервно жмурится, пока я думаю, что ослышался. Замираю, хотя нас задевают тела других танцующих, и хрипло переспрашиваю.

– Что?

– Отвези куда-нибудь.

Баринова повторяет твердо, по слогам, и на какую-то невидимую кнопку ускорения жмет. Так, что у меня внутри на мелкие частицы крошится стоп-кран, что-то еще с грохотом рушится, а ноги с руками отдельно от мозга действовать начинают.

По пути выхватив у ничего не соображающего Крестовского ключи от его тачки, я вываливаюсь на улицу, таща за собой сводную сестру на буксире. Проскакиваю курящую у крыльца группку парней, игнорю семафорящую мне Шарову и прихожу в себя, когда мы с Сашей уже сидим в Марковнике Игната и шумно воздух гоняем.

– Только учти… ничего не будет.

Сипло лепечет Баринова и испуганно вцепляется в ремень безопасности, запоздало осознавая, чем может обернуться ее просьба.

Саша

– Ничего – так ничего.

Усыпляя мою бдительность, покладисто произносит Матвей, только мне от его безусловного согласия все равно спокойнее становится. Постепенно улетучивается концентрация, а на смену ей приходит дикая апатия. Которая опутывает цепями кисти, вешает пудовые гири на лодыжки и ложится многотонным грузом на плечи.

Где-то там, за окнами плавно катящегося автомобиля город только начинает оживать, превращаясь в готовящуюся к вечеринке модницу. Переливаются всеми цветами радуги мелькающие то тут, то там огни, водители выстраивают свои машины в упорядоченную вереницу, чтобы попасть на парковку какого-нибудь крутого ночного заведения. Грациозно выпархивают из черных Геликов одинаковые девицы в ультракоротких платьях и чудом не спотыкаются в своих украшенных стразами туфлях на высоченных каблуках.

Мне же хочется очутиться как можно дальше от этого буйного безудержного веселья. Избавиться от одежды, закутаться по мочки ушей в одеяло и пить маленькими глотками блаженную звенящую тишину. Так что я утомленно прислоняюсь щекой к прохладному стеклу и смеживаю веки, невольно воспроизводя события, предшествовавшие моему появлению в Тойоте Креста.

– Что он тебе сказал?

Латыпов бесцеремонно хватает меня за запястье и разворачивает к себе, пока Матвей с Игнатом проталкиваются сквозь толпу, исчезая из вида. Зажатый в руке коктейль колышется, едва не выплескиваясь голубоватыми пятнами на мою кипенно-белую рубашку, но мечущего в меня гром и молнии спутника это вряд ли волнует.

– Ничего.

Изобразив безразличную мину, я невозмутимо высвобождаю свою конечность из плена и подношу фужер к губам, проталкивая по пищеводу сладковато-терпкую жидкость. Выдерживаю полный обиды тяжелый взгляд и свободной рукой смахиваю несуществующие пылинки с рубашки баскетболиста.

– И вообще, можно чуть меньше экспрессии, Илюша? Я тебе не жена, чтобы краснеть, как школьница, и по каждому пустяку отчитываться.

– Когда ты ей станешь…