Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А зачем же Берия…
А дальше продолжить страшно!
– Затем, что шатается наш «Хозяин» и нами прикрыться решил, – задумчиво произнёс «Крюк». – Стар он стал, боится наркомов своих! Видал я в шайках, как заговоры против главарей плетутся, как в одночасье шестёрки их жизни лишают. Были мы под «Хозяином», а теперь – под Берией. С ведома «Хозяина» или нет, про то нам не скажут! Люди мы подневольные, выбирать не приходится. Кто хавку нам с рук даёт, тому мы и служим. Теперь вот «пиджаку».
– Нет, – мотает головой «Кавторанг». – Врешь ты, «Крюк»! У нас партия, члены ЦК, верные ленинцы, не может быть такого, чтобы они друг против друга шли. А Он – Верховный наш, Победитель, кто против него осмелится?
– А как же Тухачевский, Якир, Блюхер? – напомнил «Партизан».
– Это ошибка была, это изменник Ягода их под вышку подвёл, а Берия, когда в НКВД пришёл, он его расстрелял и тысячи зэков на волю выпустил. Они с «Хозяином» рука об руку, они войну выиграли!
Смотрит «Крюк» на «Кавторанга», возразить что-то хочет, да молчит.
– А может, ты и прав. Да и не знаем мы ничего. Ни я, ни вы! Трёп всё это. Я сболтнул, вы послушали. И забыли. Один чёрт, изменить мы ничего не можем – как были зэки, так и остались, а кто в вертухаях ходит – не нашего ума дело… Так, кап-два?
Кивнул «Кавторанг», даже как-то облегчённо.
– Пусть так и будет, – подвёл черту «Абвер». – Наше дело маленькое – копай да руби. Одно скажу, служба нынче пойдёт иная, такая, что косточки затрещат. Не даст нам спуску «пиджак», этот жать умеет.
И все с тем согласились – не прост «гражданский», ох, не прост…
* * *
Стоит «Абвер» по стойке смирно, не по-нашему, по-немецки стоит, пятки вместе – мыски врозь, ладони к бёдрам прижаты, локоточки в стороны оттопырены. Крепко в него немецкие унтеры строевые приёмы вбили – на всю оставшуюся жизнь.
Перед ним Пётр Семёнович сидит.
– Что у нас сегодня по плану занятий?
А что может быть? Всё, как обычно, – физподготовка, стрельбище, рукопашка…
– Давайте сегодня слегка изменим обычный порядок, – предлагает «пиджак». – Сегодня работаем на манекенах.
– Мы и так… Там, на площадке, подвешены мешки с песком, ушитые в форме фигуры человека…
– Вы меня не поняли, я имею в виду другие манекены, живые, – улыбнулся Пётр Семёнович.
И опять не понял «Абвер».
– Отберите пять-шесть заключённых из блатных, которые покрепче. Они лучше, чем мешки с песком будут. Мешки сдачи не дадут, а эти будут оказывать сопротивление… Выводите их на площадку, и как в бою…
И всё равно не понял до конца «Абвер». После понял…
Стоят заключённые, одетые по форме номер два, – все как на подбор крепкие да гладкие, отъелись в карантине, не узнать в них тех доходяг, что сюда прибыли. Мясцо на костях наросло, а где-то и жирок. Не зэки – бойцы. Ждут, переминаются с ноги на ногу.
– Ты и ты – выходи.
Вышли два бойца, встали в стойку, приказа ждут.
– Отставить. Нынче у вас другие противники будут. – Повернулся, глянул назад.
От дальнего барака боец гонит двух урок. А этих-то зачем? Подошли, встали, подозрительно осматриваясь.
– Работаем, как в боевых, – приказал «Абвер».
Как это? Не понимают бойцы.
– Один – на два. Двое урок против одного бойца. Бьёмся без правил, до… – выдержал паузу. – В общем, пока в сознании. Раны, переломы не в счёт.
– А если они нас или мы их?
– Значит, тот, кто умрёт – плохой боец, – жёстко сказал «Абвер». – Кончились пионерские упражнения на свежем воздухе, будем биться всерьёз, если кто хочет жить и не остаться калекой… Слышите? – повернулся к блатным. – Если кто зажмурит бойца, два месяца в круг выводить не буду. Слово!
Переглянулись урки – это серьёзный стимул, других, может, завтра зажмурят или переломают, а им два месяца жить. А это срок не маленький, зэк дальше завтрашнего дня не загадывает, он одним часом жив!
– Ты, – показал «Абвер».
Выдвинулся боец. Урки телаги сбросили, рукава закатали, перемигнулись, словно сговариваясь.
Бойцы в круг встали, за который драчунам хода нет.
– Всё, сошлись.
Бросились блатные вперёд, сейчас с ног сшибут, да вдруг в стороны разошлись. Одного боец ногой зацепил, но вскользь. Но только пока с этим возился, другой песок в пригоршню зачерпнул и в глаза врагу швырнул. Подлый, бандитский приёмчик, да только нет в этой драке ограничений, не спорт это – бой, а в бою любые средства хороши.
Зажмурился боец на секунду, растерялся, за лицо схватился, подскочили к нему урки, сшибли с ног, насели сверху.
Вздохнули, придвинулись бойцы, готовые на выручку броситься.
– Стоять! – коротко приказал «Абвер». – Пусть сам!
Только что тут сделать можно, когда ломают тебя вдвоём… Рычит боец, пытается за ляжку врага укусить. Затылком одного в грудь ткнул… Хрустят рёбра. Смотрят урки на «Абвера» вопросительно, и бойцы смотрят, но молчит тот. Потому что там, сзади, подле штаба Пётр Семёнович папироску курит, в их сторону поглядывая.
Переглянулись блатные, ухмыльнулись нехорошо, злобно, ухватили бойца за волосы, приподняли голову и что есть сил лицом о землю припечатали. И еще. И еще… А потом минуты три добивали его уже почти бездыханного, пиная по голове и каблуками на лицо прыгая.
И стояли все молча, на расправу глядя, и не шелохнулся никто.
– Всё, начальник, зажмурили мы его! – радостно крикнули урки, песком кровь с мысков ботинок вытирая. – Давай два месяца отпуск! Ты обещал.
– Я от своих слов не открещиваюсь, – тихо сказал «Абвер». – Возвращайтесь в барак.
Это хорошо, что они вернутся и расскажут – другие злее драться станут. Так приказал Пётр Семёнович.
Волками смотрят бойцы – как же так, при них их товарища убили, а они пальцем не шевельнули! Да как убили, куражась запинали, все кости переломав, лицо в кровавую кашу превратив. Такая смерть!
От барака другую пару ведут.
– Ты! – показывает «Абвер». – Остальным стоять!
Выходит боец, смотрит, кулаки мнёт. Уже не тот он, каким был полчаса назад – другой, потому что понял, послаблений от командиров не будет. И пощады от урок. Не на жизнь, а на смерть драка пошла. И все это поняли. Хочешь жить – дерись в полную силу, убивай, коли не хочешь, чтобы тебя прикончили. Такая учёба, а они раньше, когда друг дружку ножами деревянными тыкали, думали, хуже не будет. Будет! У зэков каждый день хуже предыдущего.
Идут урки, лыбятся, узнали правила, успели приятелей своих спросить, а те рассказали и жмуром похвастались. Привычное это дело уркам – вдвоём на одного наскакивать.