дядька по имени Аким Лазаревич, кивнул ему, здороваясь, и уткнулся в световую партитуру спектакля, загибая пальцы и просчитывая что-то, одному ему известное.

Зрительный зал был заполнен до отказа, включая приставные стулья, ступеньки и бархатные перила лож. Прозвучал третий звонок, Аким Лазаревич медленно повернул колёсико, и свет в зале начал потихоньку гаснуть. Нажал нескольких кнопок на пульте, и сцена озарилась утренним светом. Появилась Кормилица со своим монологом, и покатился вперёд древний текст, словно только что придуманный…

Суржиков высидел половину первого акта и ушёл, не укладывались ему сегодня на душу страдания героев. Походил по фойе, вглядываясь в знакомые до мельчайшей чёрточки снимки – Лянская, Тюрин, Мавлюдова, Вильнёва… О, и огромный портрет Иллариона Певцова повесили, подсуетились, молодцы…

Начался антракт, фойе заполнилось гомонящей публикой, выстроились очереди к буфетным стойкам, захлопали пробки открываемого шампанского. Влад вздохнул и пошёл наверх, в хозяйственную часть. Авось Илья Ильич Чувасов нальёт ему чашку чаю, выдаст горстку сушек, да и успокоит мятущуюся душу.

Всему на свете когда-то приходит конец. Закончился и этот спектакль. Отгремели аплодисменты, Аким Лазаревич погасил свет в зале, оставив только дежурную лампочку возле суфлёрской будки. Разошлись по гримёркам актёры, капельдинеры сняли свои форменные тужурки. Шуршали наверху допивающие своё декораторы и рабочие сцены, да усталые костюмеры развешивали по местам сегодняшние туники и пеплосы. В театре остались только свои.

Алекс и Суржиков удобно устроились за картонными колоннами. Темнота склада декораций навевала дремоту, и Влад чувствительно ущипнул себя за руку, чтобы взбодриться.

– Тихо! – беззвучно пнул его в бок напарник. – Идёт кто-то.

И в самом дел приоткрылась дверь, освещая нарисованные кусты и свёрнутые рулоном морские волны, и невысокая фигурка проскользнула внутрь. На мгновение зажёгся голубоватый магический фонарик, тонкая рука скользнула за подушки, и вот уже всё снова затихло.

– Идите, – сказал Суфлёр. – Народ расходится, сейчас амулет ваш запищит.

– Зачем, Варя? – прима театра с ужасом смотрела на свою костюмершу. – Зачем тебе это понадобилось?

Маленькая женщина со сморщенным личиком молчала, глядя в пол.

– Виктория, – неловко проговорил Суржиков. – Ты, может, пойдёшь домой? Что тебе тут быть, огорчаться. Тебе играть завтра…

– Куда ж я пойду, Володечка? – Мавлюдова обратила к нему залитое слезами лицо. – Варвара мне, можно сказать, член семьи, как же я уйду?

– Член семьи? – спросила вдруг костюмерша, и губы её скривились. – Ну, так ты сама должна понимать, что я для тебя всё делала! Ты ведь не молодеешь, дорогая моя, кончилось время первых ролей. Скоро тебе только комические старухи и будут доставаться. Надо или уходить с достоинством, или самой за постановки браться, а не кланяться каждому провинциалу, попавшему в режиссёры.

– И вы решили, что труппу будет лихорадить, Листопадов с этим не справится, и Виктория возьмёт всё в свои руки? – спросил Алекс. – А словами это сказать нельзя было, просто с ней поговорить?

– Нешто я не говорила? – всплеснула руками Варвара. – Только кто ж меня слушает, старуху, из ума выжившую…

Мавлюдова порывисто обняла её.

– Глупая дурочка! – сказала она нежно. – Идём домой. Давай, где твоя сумка?

– Вика, – негромко произнёс Суржиков, когда всхлипывающая костюмерша вышла. – Ты понимаешь, что из театра ей придётся уйти? Я обязан отчитаться перед клиентом, значит, завтра Крамов всё будет знать.

– Я это решу, – твёрдо ответила Мавлюдова. – В моей труппе раскола не будет.

Сыщики медленно брели по бульвару в сторону дома.

– А ведь она своего добилась! – сказал вдруг Алекс.

– В смысле? – не понял его помощник.

– Варвара. Она хотела, чтобы Виктория взяла труппу в свои руки, и она это получила.

Суржиков задумался на мгновение и кивнул:

– Ты прав. Но я бы не хотел в этом театре служить.

– Это уже совсем другая история, – ответил ему Верещагин. – О, экипаж! Давай-ка до дому доедем, что-то я устал.

Глава 10. 17 мая 2185 года от О.Д.

{«Для литературы время – как для кораблей шторм, и Господь спасает только тех, кого любит»}

{Артуро Перес-Реверте, «Клуб Дюма, или тень Ришелье»}

Утром через открытое окно в комнату Суржикова влетел магвестник. Белая птичка села на грудь спящему, что-то прочирикала и прицельно клюнула его в нос. Влад открыл один глаз, посмотрел на вестник и протянул к нему руку. В ладонь упал сложенный лист бумаги.

Письмо гласило: «Уважаемый Владимир Иванович! Имею честь пригласить Вас на обед сегодня в два пополудни в ресторации Тестова, что на Охотном Ряду. Илларион Певцов».

– Охо-хо… – прокряхтел Суржиков, поднимаясь. – И что бы это значило?

За время отсутствия Алекса он как-то привык разговаривать сам с собой, и отучиться пока не получилось. А с другой стороны, зачем бы? Никому он не мешает, ну, разве что Аркадий краем уха услышит…

Продолжая рассуждать, он умылся, влез в джинсы и рубашку и отправился завтракать.

В столовой было непривычно мало народу: Макс уже убежал в университет, Софья уже начала приём, близнецы отправились с самого утра по каким-то своим мальчишечьим делам.

Произнеся традиционное «добрутр» всем оставшимся, Влад приоткрыл крышку на блюде и долго рассматривал омлет, размышляя, хочет ли к нему бекон или сосиски. Не сумев выбрать, положил то и другое, насыпал в чай три ложки сахару и, обжигаясь, отпил первый глоток.

– Перед клиентом сам отчитаешься? – спросил через некоторое время Алекс.

Он уже позавтракал, и сейчас что-то быстро писал в блокноте.

– Давай вместе, а?

– Боишься?

– Опасаюсь. И не очень понимаю, как им про Варвару говорить.

– Так и говорить, – пожал плечами Верещагин. – Всё как есть. Нашей задачей не является воспитание оступившихся или починка развалившихся семейных лодок, наше дело – искать. И предъявлять найденное.

– Ну, всё равно, я бы предпочёл пойти с тобой вместе.

– Ладно, только вечер у нас занят, – и он улыбнулся Барбаре.

– Вечер и у нас занят, правда? – вдруг вмешалась в разговор Катя. – Мы идём на премьеру «Короля Лира».

– Что, уже сегодня? – вырвалось у Суржикова.

– Ну конечно, семнадцатого мая – это сегодня.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – ответил он, протягивая Алексу полученное утром письмо. – Какой обед? Ему к спектаклю надо готовиться!

Верещагин внимательно прочитал немудрящие две строчки и хмыкнул.

– Отчего-то мне кажется, что Иллариону Николаевичу нет особой нужды в подготовке. Он эту роль, небось, играл уже в десяти разных постановках.

– Всё равно надо, – замотал головой Влад. – Ты не понимаешь, это ж какая роль!

– Ты ответ послал?

– Нет.

– Пиши давай. И свяжись с клиентом, договорись о встрече.

– Ну вот, и весь день занят, – пробурчал Суржиков. – А когда о вечном думать? Кстати, новых клиентов нет