зажёгся свет, зрители повалили в фойе, возбуждённо переговариваясь, жестикулируя и изо всех сил обсуждая Певцова, его игру, его решение сыграть женскую роль… Алекс даже расслышал над толпой пронзительный женский голос, повторявший слово «выходка».

Зал почти полностью опустел, Суржиков повернулся к напарнику; глаза его сияли.

– Вот как надо! – проговорил он. – Вот это да, а я!..

– А ты сейчас пойдёшь за кулисы, и будешь разговаривать с теми, кто может что-то вспомнить о четверых из твоего списка, – жёстко ответил Алекс.

– Да они двух слов не свяжут!

– Вот именно поэтому. Ладно, мы вместе пойдём. Ты пойми, весь этот народ играет как дышит, вне зависимости от нахождения на сцене. А сейчас в них хотя бы отчасти слетит этот защитный панцирь, вот мы и попробуем из-под него вытащить какую-то информацию.

Пожав плечами, Владимир последовал за своим работодателем.

– Итак, у нас в списке остались четверо, – говорил Верещагин, пробираясь сквозь поток фланирующих зрителей. – Трое актёров и рабочий сцены. С кого бы ты начал?

– У Лянской и Вильнёвой общая костюмерша, – рассуждал Суржиков. – Сегодня играет только Вильнёва, Лянская не занята, но вполне может прийти. Рабочий сцены сейчас занят, самый горячий момент – смена декораций. Вот потом, когда действие начнётся, он как раз выпьет, и можно будет к нему подойти.

– А этот… Толстоганов, играет сегодня?

– У него совсем маленькая роль, он только в первом акте был занят.

– Думаешь, ушёл?

– Вряд ли… – задумчиво ответил Владимир, останавливаясь перед неприметной дверцей без надписи. – Сегодня не рядовой спектакль, я бы не ушёл.

– Он не ты.

– Это конечно, Но давай и в самом деле попробуем начать с него.

И с этим словами он толкнул дверцу.

Она беззвучно отворилась, пропуская сыщиков в коридор, изгибающийся плавным полукругом. Справа сцена, сообразил Алекс; слышен стук молотков, это они крепят декорации. Слева двери с номерами и рукописными табличками – гримёрные и всё такое. Тут его осенила мысль, и он остановил помощника:

– Вот что, Влад… Иди, найди твоего завхоза и скажи – пусть сам проверит крепление декораций. А то упадёт какая кулиса на голову великому Певцову, и кончится его роль.

– Ладно. А ты?..

– А меня ты представь госпоже Мавлюдовой, и я пока с ней поговорю.

– Она сегодня в спектакле не участвует, вместо неё вышел Илларион, – задумчиво ответил Суржиков. – Но не придти она не могла, её бенефис. Значит, на поклоны она выйдет вместе со всеми… Ты прав, идём!

Дверь гримёрки премьерши была открыта, и любой, проходящий по коридору, мог видеть: актриса сидит в кресле с чашкой кофе, на ней платье, в котором вчера она играла леди Брэкнелл. Костюмерша, опустившись на колени, пришивает к платью оборку, и обе дамы что-то вполголоса обсуждают.

Увидев гостей, Мавлюдова обрадовалась и пропела своим чарующим голосом:

– Володечка, дорогой! А кто этот милый молодой человек с тобой?

Суржиков поцеловал обе протянутые ему руки и представил:

– Это мой друг и напарник, Алексей Верещагин. Поговори с ним, Виктория, а я быстренько в хозяйственную часть сбегаю!

Ещё не договорив фразу, он испарился. Актриса покачала головой и рассмеялась:

– Да уж, если нашим с вами другом овладела идея – ничто его не остановит. Присаживайтесь, Алексей, я рада нашему знакомству.

Точно зная, что всё сказанное – лишь формальность, Алекс тем не менее готов был поверить каждому слову, так искренне они звучали. «Да, с этой публикой надо держать ухо востро!» – подумал он, усаживаясь на неудобный потрёпанный стул.

– Вы знаете, госпожа Мавлюдова…

– О, для вас – просто Виктория! – и кончики пальцев чуть прикоснулись к его руке.

– Виктория, – послушно повторил Верещагин. – Вы знаете, каким именно делом мы с Владимиром занимаемся сейчас.

Тут он оглянулся на распахнутую дверь. Костюмерша быстро её захлопнула и вновь встала, сложив руки, за спиной Мавлюдовой.

– Знаю, конечно.

– Хорошо… Так вот, в списке нашем осталось всего четверо подозреваемых…

– Четыре или десять – не разница, – хмыкнула костюмерша. – Нужен-то один.

– Варвара, не мешай, – строго одёрнула её актриса. – Четверо… Кто же?

Алекс послушно перечислил:

– Наталья Вильнёва, Ляокан Лянская, Валериан Грибанов и Алексей Толстоганов. Может быть, вы сможете что-то добавить, что-то вспомнить, что помогло бы одного из них поднять в списке на верхнюю строчку?

– Или опустить, – не преминула вставить словечко Варвара.

– Или опустить, – согласился Алекс.

Мавлюдова задумчиво поводила пальцем по нижней губе.

– Хм… Так с ходу и не скажу ничего. С Натальей я знакома давно, она меня подменяет, если что. Значит, репетируем мы вместе, на примерки ходим вместе. Ну, костюмы разные, я кое-где пошире буду, – самокритично добавила она.

– А кое-где и поуже, – непримиримо добавила костюмерша.

– Возможно. Так вот, лет десять, если не больше я с ней знакома, а знаю про неё примерно столько же, сколько… ну, вот хотя бы о Володе Суржикове! Почти ничего. Известно, что Наталья одинока, не бедствует, живёт в собственном доме где-то в Замоскворечье. Если и есть у неё привязанности, так это не здесь, не в театре.

– А враги?

– Первый враг – это я, – невесело рассмеялась Виктория. – Если бы была возможность меня отравить и остаться в стороне, будьте уверены, Наталья бы это сделала, ей всё кажется, что я у неё роли отбираю. Но она ещё и расчётлива, поэтому я пока жива.

– Умна? – поинтересовался Алекс.

– Скорее, по-житейски разумна. Понимаете, Алексей, если бы неприятности касались только меня, Вильнёва была бы первой подозреваемой. И это были бы настоящие, первоклассные неприятности! Но те, что произошли, они какие-то… мизерные. И меня почти не задели, а вот труппу залихорадило. Это отразилось на игре, игра – на сборах, получается, хуже стало всем, в том числе и самой Наталье. Нет, – вздохнула актриса. – Вильнёва съезжает у нас в самый конец списка.

Сыщик сделал пометку в списке и прочитал следующее имя:

– Валериан Грибанов, рабочий сцены.

– О, а вот это интересно! – оживилась Мавлюдова. – Мы с Валерианом в одной труппе уже лет двадцать, наверное. Ну, да, из Пензы он перебрался в Самару, через полгода и я перешла туда же. А потом наоборот, меня пригласили в Москву, Грибанов уже к поезду прибежал и попросил замолвить за него словечко. Знаете, Алексей, он ведь человек и несчастный, и счастливый разом. Для него вся жизнь – тут, в театре. Семьи нет, квартиру ему от театра служебную дали, так он там почти и не бывает, разве что переночевать приходит. И на моих глазах в каждом следующем театре он пытался получить роль. Хоть какую. Хоть без слов, если уж «кушать подано» не дадут. И каждый раз ничего не выходило.

– А почему ж тогда счастливый?