Король в момент их женитьбы был совершенно невыразительным: достаточно приятной наружности со слегка девичьим лицом, но вялый, равнодушный и склонный к унынию. Людовика XIV закалила Фронда, Людовик XV не знал ничего, кроме низкопоклонства и лести. Его бывший воспитатель, а теперь фактически первый министр, кардинал Флёри (Жюль Мишле описывал его как «миролюбивое ничтожество») совсем не повлиял на него. Однако, будучи безнадежным наставником, в роли министра он проявил себя лучше, чем можно было ожидать. Как и его современник в Англии сэр Роберт Уолпол, Флёри не вдохновлялся великими идеями, не жаждал славы; если бы эти двое шли своим путем, Европа, наверное, жила бы в прочном мире.

Людовик, однако, испытывал несколько иные чувства. После смерти короля Польши (и курфюрста Саксонии) Августа II Сильного в 1733 г. он поспешил вмешаться в борьбу за польское наследство на стороне своего тестя Станислава Лещинского, которого Август сверг с престола примерно четверть века тому назад. Успех Франции в этой войне был весьма умеренным. Станислав тайно возвратился в Польшу, и подавляющим большинством голосов сейм избрал его королем. Однако Россия и Австрия не желали франко-польского союза. Еще до церемонии коронации их силы вторглись в страну, снова сместили Станислава и возвели на престол Августа III, сына Августа II. Станислав бежал в Данциг, где ожидал помощи французов. Когда поддержка подошла, она оказалась абсолютно бесполезной, но он продолжал отчаянно сражаться, пока не попал в плен к русским. В конце концов Венский мирный договор 1738 г. позволил Станиславу пожизненно сохранять королевский титул и стать герцогом Лотарингии[104] с условием, что после его смерти эта провинция вернется в состав Франции.

Однако Венский мир соблюдался недолго. Всего через двадцать шесть лет после войны за испанское наследство последовала новая война, на этот раз за австрийское наследство. Австрийская империя была не столько правопреемницей, сколько продолжением Священной империи и формально избирала императора, однако за три столетия правления Габсбургов обязанности выборщиков превратились в пустой церемониал, а трон, в сущности, передавался по наследству. К несчастью, австрийские Габсбурги, точно так же, как их испанские кузены, страдали от острого недостатка наследников мужского пола – причем настолько остро, что еще в 1703 г. Леопольд I издал указ, что в случае отсутствия наследников-сыновей трон могут наследовать дочери. Дочери его старшего сына Иосифа, естественно, получали преимущество перед дочерьми младшего сына Карла. Впрочем, как мы увидим, неожиданная смерть Иосифа в 1711 г. и переход трона к Карлу в следующем году полностью изменили ситуацию. По тайной семейной договоренности, названной, по какой-то нелепой причине, Прагматической санкцией, Карл (теперь император Карл VI) отдал собственным дочерям приоритет в наследовании трона перед дочерьми своего старшего брата, одновременно закрепив, что в будущем владения Габсбургов в Северной и Центральной Европе будут неделимы.

Когда его сын умер, Карл остался единственным живым Габсбургом мужского пола в старшей линии, поэтому он решил, что наследовать ему должна его дочь Мария Терезия. По условиям Прагматической санкции, переход трона к Марии Терезии не должен был стать проблемой, и в первые несколько месяцев после смерти Карла в 1740 г. все шло нормально. Карл позаботился получить у всех основных европейских держав официальные гарантии того, что они признают наследование его дочери. Англия и Голландия, папский престол и Венецианская республика – все с готовностью признали двадцатитрехлетнюю королеву[105]. Франция хоть и не проявляла определенности, но вела себя дружественно и обнадеживающе, а новый король Пруссии Фридрих II (позже известный как Великий) не только признал Марию Терезию, но даже предложил вооруженную поддержку, если она будет в ней нуждаться. Фридрих, как выяснилось, лгал, но Мария Терезия узнала об обмане только 16 декабря 1740 г., когда прусская армия в 30 000 человек вторглась в имперскую провинцию Силезия. Так началась Война за австрийское наследство.

И Франция после некоторых сомнений встала на сторону Фридриха. Людовик, хотя и не имел оснований жаловаться на Австрию (не считая вековой неприязни между династиями Бурбонов и Габсбургов), не увидел причины воздержаться. Кардинал Флёри не одобрял решение короля, но в свои восемьдесят шесть лет был неспособен склонить чашу весов в другую сторону. Факт был в том, что армия хотела воевать, а общественное мнение поддерживало армию. Людовику сказали, что, встав на сторону «либеральной» Пруссии, он нанесет удар по союзной Австрии Англии, которая становится чересчур сильной, и он позволил себя убедить. Для Франции решение короля стало страшной ошибкой, поскольку положило начало целой серии войн, в результате которых Англия завоевала господство на море, а Пруссия – контроль над Германией. Боевые действия продолжались до 1748 г. Особого внимания заслуживают, наверное, сражения при Деттингене в 1743 г., в котором Георг II стал последним английским королем, командовавшим армией на поле боя, и при Фонтенуа два года спустя, большой триумф маршала Морица Саксонского[106], который наблюдали, если и не участвовали в нем, Людовик XV, его сын-дофин и его любовница Мари-Анн де Майи, недавно пожалованная титулом герцогини де Шатору. Битва при Фонтенуа стала решающей и самой кровопролитной в этой войне: потери были самыми тяжелыми со времен Мальплаке 1709 г. (в которой Мориц сражался в возрасте тринадцати лет), французы потеряли около 7000 человек убитыми и ранеными, союзники – до 12 000.

По условиям мирного договора, подписанного в Ахене в 1748 г., выяснилось, что главным бенефициаром войны стала Пруссия. Мария Терезия осталась на троне, но Фридрих Великий получил Силезию, что было унизительным поражением для Австрии, которое подрывало претензии страны на ведущую роль среди германских государств. Ни один из этих итогов не вызывал особого удивления, гораздо более поразительными явились действия со стороны Франции. Людовик, не желавший, чтобы его рассматривали как победителя, собственной волей возвратил все французские завоевания побежденным противникам, заявляя, что он «король Франции, а не торговец». Можно себе представить реакцию генералов, да и в целом мнение французского народа. У французов даже выражение travailler pour le roi de Prusse («работать на короля Пруссии») стало означать «работать впустую. В течение войны Фридрих дважды заключал перемирие с Австрией, не удосужившись даже проинформировать об этом Людовика, который в любом случае не любил его всеми фибрами своей души.