3

Инструкторы по вождению всегда любили эту дорогу. Тихая, широкая. Нервных подростков обучали ужасно пугающим трюкам вроде разворота в три приема и огибания углов задним ходом (с выездом на Брэдли-роуд), не боясь, что уличное движение помешает. Обитателям солидных викторианских особняков вдоль дороги было все равно. Минут через двадцать Школа вождения А1 будет позади. Хилари мыл машину на подъездной дорожке, не заметил, как напротив ворот остановился «остин-метро», и оглянулся, лишь когда из автомобиля вышла женщина с загорелым, почти выдубленным, лицом, блестящими голубыми глазами и негустыми, но блестящими и ухоженными рыжевато-блондинистыми волосами.

– Да я не к вам, – сказала женщина. – Я к вашему сыну. К Лео. – У нее был сильный, а может, нарочитый, шеффилдский выговор. – Я слышала, он вернулся.

– Да нет, не вернулся, – поправил Хилари. – Приехал на пару дней. Да он где-то здесь, думаю. Сходите и дайте ему… Стойте, я вас знаю! Вы та девушка, с которой он когда-то гулял.

– О да, было такое, – подтвердила женщина. – Меня зовут Хелен. Мы вместе ходили на пробежки. Моя девушка, Андреа, сказала, что Лео в городе, – видела, как он околачивался по Баннер-кросс. То есть сказала, что уверена: это был Лео Спинстер. Она на пару лет младше нас, мы познакомились уже после школы. Так что я уточнила: «Ты уверена, что видела именно его? Что он делал?» И она ответила: «Да так, слонялся без дела». Так я поняла, что это точно ваш сын.

– Уверен, он… – Хилари охватило замешательство. Соседский мальчишка лениво прислушивался к разговору. – А это Раджа. – Он заговорил куда живее. – Сын наших новых соседей. Я научился отличать его от брата-близнеца только две недели назад. Близнеца зовут Омит. Теперь-то я вас не спутаю, правда, Раджа?

– Вы это о чем? – спросил Раджа. – А, об этом! – Он ткнул большим и указательным пальцем в повязку на шее. – Еще дней десять, и снимут, доктор Спинстер.

– У мальчика останется шрам, – сказал Хилари Хелен, не сочтя нужным говорить тише или секретничать. Лишь бы она снова не заговорила о лесбиянстве. – Но другого выхода не было. Мне очень повезло. Пару недель назад я был в саду, подрезал хвойные – они медленно растут, но время от времени нуждаются в обрезке, иначе заполонят все пространство. Папа и мама Раджи, то есть соседи, устроили праздник и позвали кузенов, кузин, ну, понимаете. Я стоял на лестнице и занимался своими делами. Похоже, что посиделки получатся славными. Прежних обитателей этого дома, Тиллотсонов, я недолюбливал.

– Вы недолюбливали Тиллотсонов? – с любопытством переспросил соседский мальчик.

– Нечто вроде новоселья, – говорил Хилари со все нарастающим задором. – Конечно, мать и отец жили тут уже несколько месяцев, но, видно, решили, что такие вещи не делаются с кондачка. Детей отправили в сад, чтобы не мешались, и мальчики кое-что нашли. Съедобные фрукты с дерева – оно росло там, в глубине сада, у забора. Тиллотсоны посадили. Думаю, оно, как и все остальные, недолюбливало Тиллотсонов. И ожидало, когда те уберутся насовсем, чтобы начать давать сколько-нибудь съедобные плоды. И я не могу упрекать его за это.

– О, доктор Спинстер! – послышался голос – восхищенный и добродушный, и из теней показалась красивая женщина в темно-зеленой юбке и свитере, поигрывающая ключами от машины, висевшими на указательном пальце. Она, улыбаясь, качала головой, а потом обняла сына за шею. Он явно слишком вырос для такого собственнического жеста, но стерпел.

– Мы съели сорок штук, – сообщил Раджа. Позади в дверях стоял его отец.

Гостью – Хелен – это, казалось, не впечатлило. Легким жестом, почти не касаясь волос, она оправила свою и без того безупречную прическу. Когда Хилари замолчал, она лишь спросила:

– Так Лео дома?

– Глотали не жуя, – продолжал тот. Обернувшись к соседке, развел руками: мол, такие дела. Та слушала с удовольствием – или удачно притворялась. – Один подросток даже подавился и начал терять сознание. Второй где-то видел и применил прием Геймлиха, ну, толчок в брюшину сзади. Не сработало. Я сразу же понял, что делать. Не просто же так я сорок лет врачом проработал. И бросился туда. Схватил нож и открыл дыхательные пути. И он спасен. Потом его отвезли в больницу, и я не думаю, что он подойдет к этому дереву еще раз. Урок усвоен. Видите ли – дело в том, что у первой помощи есть границы. А если что-то более серьезное – нужен врач. Вот у меня был случай. Ехали мы как-то в воскресенье с женой и детишками, как вдруг неожиданно перед нами на дорогу выскочила женщина, почти в истерике, размахивая руками, чтобы остановить хотя бы кого-нибудь. Она понятия не имела ни о том, что я врач, ни о том, что в какой-то из машин вообще есть медик. Это было…

– Хелен, – произнес Лео. Он стоял в дверном проеме, ухватившись за него руками, как человекообразная обезьяна, и ухмылялся. – Что за…

– Погодите секундочку, – отрывисто сказала она Хилари и обернулась к Лео. – Пришла забрать тебя. Паб открыт.

– Дело было, – Хилари положил ладонь на рукав Хелен, – в том, что супруг ее…

– Спасибо. Я пришла к Лео. Пошли, чувак?

Когда они садились в машину, Хилари продолжал разглагольствовать, правда, в голосе появились нотки недовольства и обиды.

– Твоя мама в больнице, так? Должно быть, наслаждается тишиной и покоем. – Хелен дала задний ход. Где-то в доме брат или еще какой-то родственник пытался надеть куртку, догнать Лео и спастись бегством вместе с ними, но его задержал Хилари, чтобы представить очаровательным соседям. – Прости. Но твой папа – это выше моих сил. Нет, конечно, твою маму я уважаю и все такое…

– Что это за черт?! – отрезал Лео. – Коричневый «остин»! Что на тебя нашло?

– Моя мама выразилась похлеще, – сказала Хелен. – Держу пари, пятнадцать лет назад, когда эта машина была новой, цвет назывался по-другому.

4

Шариф закрыл за ними дверь. Раджа отправился наверх. Когда сын уже не мог ее услышать, Назия воскликнула:

– Просто взял и ушел!

– В некоторых семьях так бывает, – урезонил ее Шариф.

– А ведь его отец еще не закончил говорить! – не унималась она. – Да и внук… Его дед только что представлял нас и говорил, кто он. Очень мило с его стороны. А мальчишка взял и ушел, а ведь он даже не закончил!

– От отца, полагаю, набрался.

– Нет, решительно не понимаю! А доктор Спинстер ничего не делает. Не понимаю!

– Думаю, привык. – Шариф потер нос ладонью и высморкался – пока никто не слышит. – А он говорил и говорил, пока все не разошлись. Не понимаю их.

– Кого?

– Людей. В этой стране. Если мальчики когда-нибудь…

– Наши – никогда.

– Теперь я понимаю его. Доктора Спинстера. Это как роторный двигатель – когда его запускают и забывают отключить. Ни привода, ни трения – крутится и крутится. Его дети смотрят на него – и уходят. Он готов на все, лишь бы заставить их слушать. Как так можно в семье – не понимаю.