заметно тряхнул головой, сосредоточившись на празднестве. Запах мяса и специй наполнял рот слюной, а в голове всплывало тоскливое воспоминание о наскоро проглоченной за завтраком каше.

Приемы в имении Тира разительно отличались от этого праздника, на котором рекой лилось вино, столы ломились от всех видов мяса, овощей и сладостей, а чарующая нарамская музыка оплетала тело шелковыми силками. Не говоря уж об обилии пышных нарядов всевозможных цветов, от которых рябило в глазах.

Чинная адрамская аристократия предпочитала ненавязчивые звуки рояля и пила слабое вино из невероятно дорогих хрустальных бокалов, которые так и норовили треснуть, стоило в порыве чувств сжать их чуть крепче. Впрочем, никакого порыва чувств и быть не могло, ведь все разговоры велись спокойно и чопорно, а изысканная вежливость, пусть иногда и граничащая со злорадным хамством, была верной спутницей любых приемов.

Все наряды как для мужчин, так и для женщин строго регламентировались, и не приведи Владыка кому-то явиться на светский вечер в чем-то неподобающем! Такую неслыханную новость еще неделю пережевывало бы все высшее общество Адрама!

Я откровенно отлынивал от любых сходок местной элиты, куда меня упрямо пытались затащить Тир и Лира, но иногда был вынужден сопровождать мою прелесть в логова светских хищников, только бы ее там не сожрали. Такова уж незавидная участь семьи воеводы. Хотелось бы мне посмотреть, как впишется в этот змеиный клубок Амаль, и в кого из надутых снобов в дорогущих фраках она швырнет кинжал в первую очередь.

Благодаря вину оживленные разговоры о политике, императоре и смутных новостях, долетающих с соседних материков, быстро наскучили варосской знати.

За окнами воцарилась тьма. Свечи в настенных подсвечниках и помпезной бронзовой люстре залили мягким светом весь зал, отчего ворон на гербе рода Эркин показался еще более угрожающим.

Я напрягся всем телом, заметив, как Айдан, осушив залпом бокал вина, уверенно обогнул воеводу и протянул руку Амаль. Не забыл он и о полупоклоне, принятом у офицеров, когда те приглашают даму на танец.

Взгляд наместницы лишь на миг скользнул по мне, но и этого мига хватило, чтобы понять, как жаждала она отказаться… И не смела этого сделать при всем честном народе. Находись мы в Мирее или Белоярове, Амаль могла бы с негодованием отвергнуть руку брата, потому что тот не надел перчатки – один из обязательных предметов бальной одежды. В Нараме же, считавшемся остальными провинциями диким и неотесанным, не было и намека на имперские условности.

Амаль нацепила на лицо холодную улыбку и приняла приглашение. Я стоял достаточно близко, чтобы увидеть, как сильно старший брат сжал ее руку. На лице наместницы не дрогнул ни один мускул.

Беркут, дежуривший у самых дверей, походил на сжатую пружину, как и я сам. Что этот ублюдок собрался вытворить?

Следом за первой парой потянулись и другие, отчего музыканты заиграли невероятно пленительную мелодию.

Если бы не Амаль, за чьим каменным лицом я внимательно наблюдал, волшебная музыка одурманила бы меня, будто аромат шаманских благовоний. Я готов был слушать ее вечно, если бы не гримаса хищника на лице Айдана и гордо вздернутый подбородок наместницы. Он что-то шептал сестре на ухо, отчего ее ярко-алые губы сжимались все сильнее. На лице Айдана играла злорадством ухмылка, а рука властно обхватывала талию Амаль. После очередной его фразы наместница запнулась, отчего брат грубо прижал ее ближе, не позволяя отстраниться.

Она вновь бросила беглый взгляд на то место, где я прятался в тенях. В эти минуты Амаль походила на отчаявшегося зверя, загнанного в угол хитрым охотником.

Видит Владыка, я готов был потушить все свечи в зале и вновь проделать тот же трюк с исчезновением, но не успел. Мое внимание, как и внимание всех присутствующих, привлек глухой звук удара.

С тревогой переведя взгляд на дверь, я разглядел бесчувственное тело Иды, над которой в замешательстве склонился Беркут.

Музыка оборвалась на высокой ноте, Амаль отпрянула от Айдана, с силой вырвав руку из его хватки, и поспешила к солдатам, окружившим помощницу кухарки.

Я слышал тихий стон Иды, очнувшейся от осторожных пощечин Беркута, но не разобрал ни единого слова из того лепета, который лился из ее уст. Однако то, с какой скоростью командир вскочил на ноги, не могло значить ничего хорошего. Как и сочувственный взгляд, брошенный Амаль прямо на меня.

– Отец, подойдите. Прошу, – процедила наместница, и лицо ее приобрело скорбное выражение.

По спине мерзлой водой прокатилось дурное предчувствие.

– Реф, что стряслось? – прошептал я в пустоту, прекрасно зная, что старик держался неподалеку. Уж он точно держал ухо востро и наверняка старательно подслушивал разговор Амаль и ее солдат.

Реф молчал, отчего предчувствие из дурного стало просто поганым. Я тихо звал его вновь и вновь, пока Амаль что-то сосредоточенно шептала отцу, но лис не откликался. Да где он, демоны его разорви?!

Воевода повернулся лицом к гостям и возвестил:

– Прошу всех немедленно покинуть поместье. Солдаты проводят до дома каждого из вас.

Пьяные аристократы возмущенно зашептались, но ослушаться воеводу не посмели. Послышался звук отодвигаемых массивных стульев, разбавляемый людским негодованием.

Сыновья воеводы поспешили к отцу, и я последовал их примеру, больше не заботясь о том, что в свете множества свечей тени уже не скрывали меня от посторонних глаз. В общей суете на очередного безликого солдата в маске никто и не взглянул.

Я вновь поймал на себе сочувственный взгляд Амаль и ощутил, как взмокли ладони. Что с Рефом?!

– Достопочтенный воевода, что же стряслось? – спросил целитель Гаян, согнувшись в почтительном поклоне.

– Нападение, – понизив голос, ответил тот. – Я прошу вас остаться, Гаян. Ваша помощь может понадобиться сегодня.

Кто-то из гостей умудрился расслышать слово «нападение», и оно снежной лавиной накрыло просторный зал. Народ в ужасе ломился к двери, желая как можно скорее покинуть гиблое место и вернуться в безопасные родные стены.

– Прошу вас, спокойней! Не уподобляйтесь животным! – громогласный возглас воеводы стремительно разнесся по залу. – Повторяю: вас проводят солдаты моей дочери! Не поддавайтесь страху!

Гостей призыв воеводы не усмирил, но, по крайней мере, они перестали вопить. Амаль поглядывала на отца исподлобья, но не смела перечить ему. Уверен, она не желала отпускать из поместья ни одного своего солдата.

– Кадар? – тихонько спросил я, незаметно подобравшись к Беркуту. Гадкое предчувствие уже подсказало мне ответ на этот вопрос.

Тот хмуро кивнул, указав глазами на Иду. Путаясь в рубахе и длинном переднике, она со слезами бросилась мне на грудь. Я заметил кровь на ее руках и одежде, отчего поганое предчувствие завыло и заскреблось в