– М-Макиавелли.

– Гораций, – возразил сэр Понсонби. Внезапно, к ужасуАлександры, это нелепо одетое существо поднесло к глазам лорнет и направило егона вздымающуюся над корсажем белоснежную плоть, одновременно пытаясь небрежноопереться о колонну. К несчастью, увлекшись столь соблазнительным зрелищем, онне удосужился оглянуться, чтобы проверить, где именно находится колонна.

– Теперь вы, возможно, начали немного разбираться, –провозгласил он, откидываясь назад и широко разводя руками, – почему изреченияГорация заставили… А-а-ай!

Он с шумом рухнул навзничь, перевернув столик с чашей исорвав занавеску, и приземлился в этой неприличной позе у ног трех потрясенныхджентльменов, как никогда напоминая в эту минуту огромную вазу с фруктами,политыми пуншем.

Не в силах подавить безумное желание расхохотаться,Александра зажала рукой рот, развернулась и оказалась лицом к лицу с графинейКамден, которая, в свою очередь, прикрыв рот, уставилась на Александру. ПлечиМелани тряслись, огромные зеленые глаза влажно блестели. Молодые. женщины, несговариваясь, бросились к двери так поспешно, что столкнулись при этом, ивыскочили на балкон. Только оказавшись в безопасности, они прислонились к стенеи разразились звонким хохотом.

Не обращая внимания на то, что холодный камень впивается влопатки, они смеялись и смеялись, изнемогая от чистой, незамутненной радости,задыхаясь и вытирая катившиеся по щекам слезы.

Когда ураган немного утих, сменившись короткими приступамисмешков, графиня Камден повернулась к Александре и, заикаясь, пробормотала:

– Л-лежа на сп-пине, он в-выглядел в точности как гигантскийпоп-пугай, свалившийся с д-дерева.

– Ну а мне он показался вазой с фруктами, нет… с фруктовымпуншем, – объявила Александра, едва ворочая языком, и обе снова расхохотались.

– Б-бедняга Понсонби, – хихикнула леди Камден, – сражен воцвете лет призраком Макиавелли за то, что приписал его слова Горацию.

– Вполне в духе Макиавелли, – выдохнула Александра.

И две элегантно одетые молодые женщины в который разпредались безграничному веселью с восторгом босоногих ребятишек, резвящихся налугу.

Когда они наконец успокоились, Мелани, с трудом переводядух, облокотилась на перила и с нескрываемым любопытством посмотрела наАлександру.

– Откуда вы знали, что эта мерзкая личность перепуталаГорация с Макиавелли?

– Я читала и того и другого, – виновато призналасьАлександра после долгой паузы.

– Кошмар! – с притворным ужасом охнула графиня. – Впрочем, ятоже.

Александра широко раскрыла глаза:

– Но у меня создалось впечатление, что на женщину, читающуюклассиков, ложится несмываемое клеймо синего чулка.

– Обычно именно так и бывает, – беспечно кивнула Мелани. –Но в моем случае общество склонно смотреть сквозь пальцы на слишком… неженскийинтерес к вещам, выходящим за пределы вышивания и мод.

Александра наклонила голову набок, не сводя зачарованноговзгляда с Мелани:

– Но почему?

В голосе леди Камден послышалась нежность:

– Потому что мой муж уничтожит любого, кто посмеет усомнитьсяв том, что его жена – само совершенство.

Неожиданно она пристально уставилась на Александру и сподозрением осведомилась:

– Вы играете на музыкальных инструментах? И если да,предупреждаю: я все равно не приду послушать вас – я не делаю исключений дажедля подруг. Простое упоминание о Бахе или Бетховене заставляет меня немедленнобежать за нюхательной солью, а вид арфы повергает в обморок.

Александра весь год училась играть на фортепьяно, посколькугерцогиня сказала, что умение владеть хотя бы одним музыкальным инструментомабсолютно необходимо каждой благородной девице. И теперь она никак не моглаповерить, что слышит подобные речи из уст той, которую надменная элита считалазаконодательницей мод.

– Я брала уроки игры на фортепьяно, но не настолькопреуспела, чтобы выступить на публике, – нерешительно пролепетала девушка.

– Превосходно, – с огромным удовлетворением заключилаМелани. – Вы любите ездить по магазинам? Делать покупки?

– Признаться, я нахожу это крайне утомительным.

– Идеально. И последнее. Вы поете?

Александра, которой не слишком хотелось признаваться вотсутствии таланта пианистки, теперь почему-то не спешила открыть, что любитпеть.

– Боюсь, что так.

– Никто из нас не совершенен! – жизнерадостно и великодушнообъявила графиня Камден. – Кроме того, я целую вечность мечтала о знакомстве сженщиной, читавшей Горация и Макиавелли, и не желаю упустить возможностьподружиться с вами только потому, что вы поете. Надеюсь, у вас не очень хорошийголос?

Александра беспомощно пожала плечами – близкие знали, что унее прекрасный мягкий тембр и идеальный слух.

Мелани, увидев ответ в смеющихся глазах девушки, скомическим ужасом всплеснула руками:

– Но вы хотя бы не часто злоупотребляете этим талантом?

– Нет. – Поперхнувшись смешком, Александра непочтительнодобавила:

– И если это поднимет меня в вашем мнении, уверяю, что яспособна вести светскую беседу не больше пяти минут, после чего мгновенноувядаю.

И, с облегчением покончив с некоторыми из самых священныхусловностей, обе, вот уже в который раз, предались веселью.

А в это время в бальной зале дома 42 по Риджент-стрит гоститанцевали, обменивались шутками и сплетнями, не подозревая, какое знаменательноесобытие происходит за стеклянными дверями балкона. Только мигающие звезды сталисвидетелями того, что две родственные души наконец-то нашли друг друга.

– В таком случае, – торжественно провозгласила Мелани, когдаони немного успокоились, – позвольте предположить, что наши беседы неподействуют на вас столь печальным образом. – И, решительно отбросив дальнейшиеформальности, леди Камден тихо сказала:

– Мои близкие друзья зовут меня Мелани.

На какое-то кратчайшее мгновение ощущение счастьязахлестнуло Александру, но беспощадная реальность тут же вторглась в мечты, идевушка поняла, что друзья Мелани Камден вряд ли примут ее в свое общество.Весь свет уже считал Александру круглой дурочкой. Ее осудили и вынеслиприговор. Очевидно, Мелани слишком недолго пробыла в Лондоне, чтобы это знать.Внутри у Александры все болезненно сжалось при мысли о пренебрежительныхвзглядах, направленных на Мелани, стоит ей появиться в бальной зале об руку сАлександрой.