В доказательство, что ее страх перед буйным, неуравновешенным нравом мужа вполне оправдан, Гюн Грут предъявила справку, что лечила поврежденный шейный позвонок. Она утверждала, что муж ударил ее с такой силой, что она рухнула на пол, хотя в медицинской справке было написано, что травма возникла вследствие падения в лестницы.

Случившееся дальше Ингмар Бергман описывает в своих мемуарах, а затем в сценарии “Вероломных”. В ходе бракоразводного процесса Гюн Грут решила покончить с унижением и “отказалась впредь играть на мужниных условиях”. Она, двое ее детей и Бергман поселились в четырехкомнатной квартире на Грев-Турегатан, всего в нескольких кварталах от однушки, которую он сохранил за собой для работы. Они взяли с собой и финку-няньку, ту самую, что присматривала за детьми, пока они находились в Париже. Без няньки в самом деле было не обойтись, потому что Грут опять забеременела, на сей раз от Ингмара Бергмана.

Однажды ноябрьским вечером Хуго Грут позвонил по телефону и предложил примирение и соглашение, вместо того чтобы продолжать мучительный судебный процесс. Они договорились посетить адвоката, чтобы подготовить соглашение, и он попросил жену встретиться с глазу на глаз. Бергман пробовал отговорить ее от встречи, но она заупрямилась, ведь по телефону инженер казался мягким и уступчивым. После ужина Грут заехал за ней на машине, и они поехали в парк Лилль-Янсскуген. Вернувшись домой, Гюн Грут рассказала, что муж изнасиловал ее.

Бурную сцену, которая засим последовала, Бергман описал в сценарии “Вероломных”. Ссора, его безумная ревность, ее щекотливое положение. “Меньше чем за час наши возможности сообща преодолеть кризис умерли. Это было начало конца, хотя мы цеплялись друг за друга в отчаянной попытке помириться”, – пишет он в “Волшебном фонаре”.

Соглашение между супругами Грут детально устанавливало, как надлежит урегулировать конфликт в отношении опеки над детьми. Один из параграфов оговаривал, что “в случае, если жена вступит в брак с режиссером Ингмаром Бергманом, ее право на опеку будет рассмотрено повторно”. В фактической ситуации суд решил предоставить опеку над детьми Гюн Грут.

Таким образом, по крайней мере в данный момент, дело было закрыто, но экономические заботы остались. Финансовое положение Бергмана выглядело плачевно, и ему пришлось взять ссуду в “Свенск фильминдустри”. На условии, что он снимет пять фильмов за две трети своего нормального гонорара и погасит заем в течение трех лет.

Тридцатого апреля 1951 года родился сын, которого назвали Юхан Ингмар Даниель. Чтобы стимулировать схватки, они пили шампанское и на старом бергмановском “форде” колесили по ухабистому Ладугордсъердету. Оставив Грут в родильном отделении, Бергман вернулся домой, выпил еще, поиграл в старую игрушечную железную дорогу и уснул на полу.

Через несколько месяцев ему исполнится 31 год, он все еще был женат на Эллен, собирался жениться на Гюн, снова стал отцом и нес ответственность еще за пятерых детей. Летом 1952 года он снимет фильм, который еще больше запутает его постоянные истории с женщинами.

Ингмар Бергман жил с новой семьей на Грев-Турегатан, 69, в квартире, которую они с Гюн Грут купили за 26 000 крон. Пятый этаж, без лифта, но светлая, солнечная, четыре комнаты и кухня – 120 квадратных метров, со вкусом обставленные мебелью работы Карла Мальмстена.

В квартале оттуда на этой же улице у него была однокомнатная квартира с балконом, где он работал. Решение практичное, всего-то сто – двести метров от одной квартиры до другой, и добрый друг Вильгот Шёман мог видеть, как он спешит из подъезда в подъезд. “Одна комната для любви, одна – для работы”, как он выразился.

Однажды вечером осенью 1951 года наставник пригласил его поужинать на Грев-Турегатан, 69. Шёман и не догадывался о проблемах в этой семье, прежние обстоятельства хозяев и мучительные разводы, казалось, не оказывали негативного влияния на атмосферу. Ингмар Бергман хотя и не развелся пока с Эллен, но бракоразводный процесс шел полным ходом. А развод Гюн Грут был завершен и сдан в архив.

После ужина Грут понесла малыша Ингмара в ванную, Шёман пошел за ней. Возможно, размышлял он, у Грут теплело на сердце, когда она думала, что он символизирует – ее и Бергмана любовное путешествие в Париж осенью 1949-го. Припудривая младенцу попку, она сказала: “Знаешь, что говорит Ингмар? Что он впервые чувствует себя отцом!” Шёман, как он пишет в своих мемуарах, ощутил в этих словах друга скрытую жестокость: а как же остальные пятеро детей, что он чувствовал к ним? “Но радость Гюн сохранилась во мне”. Малыш с припудренной попкой позднее не припомнит ни дня, когда бы Ингмар Бергман жил дома; наоборот, ему запомнилось, что папа появлялся на днях рождения и тогда приносил с собой игрушечную железную дорогу, целый ящик вагонов и локомотивов. Или показывал Чаплина, “Микки-Мауса”, “Кота Феликса” и объяснял, как делается фильм.

Карин Бергман поддерживала отношения с обеими бывшими невестками, Эльсой и Эллен. Для нее это была маленькая отдушина, ведь именно через них она регулярно получала информацию о внуках; сын в этом плане был ненадежным источником. Когда в июне 1951 года отмечали первый экзамен и школьный табель дочери Лены, в пасторском доме на Стургатан состоялся ужин. Сцена, последовавшая затем, вполне типична: “Ингмар позвонил и явился вручить ей блестящую монетку в две кроны. Потом он немного рассказал о своих планах, а я молчала, ждала своего шанса”. После этого Ингмар Бергман отправился с родителями в киногородок в Росунде, чтобы показать им свой новый фильм “Летняя игра”, премьера которого состоится только к Рождеству. На создание этого фильма Бергмана вдохновила влюбленность в Барбру Юрт ав Урнес летом 1938 года. Отзыв Карин Бергман? “Красиво, энергично – типичный Ингмар. Возможно, считанное число людей поймет его, но порадовать он никого не порадует”. Никаких других записей о большом дне нет. Двукроновая монетка, кстати, была вовсе не плохим подарком. В ту пору на такие деньги можно было много чего купить.

С Гюн Грут Карин Бергман еще не встречалась, но теперь, по просьбе сына, решила познакомиться; “…и я сейчас не вижу иного выхода”, писала в дневнике закаленная мать. Она начала уставать от бесконечных романов Ингмара, потому что каждый из них грозил новой вероятной невесткой, с которой надо знакомиться, и новыми детьми, которых их отец бросит в нежном возрасте.

Вечером 9 июня Карин Бергман пришла домой, села за письменный стол, достала дневник и авторучку. “Сегодня вечером я была у Гюн. И нахожусь в большом сомнении. Она либо наивна, трогательна и мила, а тогда, возможно, в точности такая женщина, какая нужна Ингмару, либо весьма упорно хочет сыграть роль, и тогда это долго не продлится. Но атмосфера, какую она создала вокруг себя, приятная и чистая. Малыша я видела, но почувствовала странное отчуждение”.

Маргарета Бергман между тем уехала из дома, жила в Евле, работала в тамошней библиотеке. Она тоже познакомилась с новым мужчиной, женатым англичанином Полом Бриттеном Остином, и Карин Бергман не могла не попытаться ею руководить.

Но когда дочь задумала работать с детьми в Эдесте, учреждении, которым управляло Общество Святого Луки, Карин Бергман поехала в Евле, чтобы убедить ее остаться в библиотеке, в частности и потому, что работа в детском приюте якобы очень утомительна.