Когда вечером Грут вернулась в гостиницу, она была взбудоражена и нервозна, и Бергман тотчас с болезненной ревностью заподозрил, что она спала с адвокатом.

Поездка в Париж была временным романтическим побегом от действительности. В Швеции ожидал пренеприятный бракоразводный процесс супругов Грут, и Ингмар Бергман будет неизбежно в него вовлечен, и не только в эмоциональном плане. Параллельно развивалась и драма в его собственном браке.

В конце октября сказка кончилась. Эллен Бергман вернулась в Швецию чуть раньше мужа и его любовницы. Разговаривая по телефону со свекровью, она казалась усталой, отчаявшейся, измученной.

Их решение развестись, по-видимому, окончательно и бесповоротно. Ингмар все время в Париже провел с журналисткой, с которой туда уехал. Сейчас он собирается домой. К моему дню рождения? Как все будет? Ну да как-нибудь уладится, —

записала Карин Бергман в дневнике в конце октября. На другой день заехал сын.

Увидела его и ужасно разволновалась. С его стороны полная искренность, и слушать то, что он рассказывал, было нелегко. Эрик среди всего этого держится на удивление мужественно.

В декабре она поняла, что сын твердо решил оставить жену и детей.

В Стокгольме Ингмар Бергман и Гюн Грут переезжали с места на место. Сначала поселились в пансионе на Страндвеген, потом она вернулась на свою и мужнину виллу, а Бергман уехал в Гётеборг работать над последней постановкой в городском театре. Затем, через своих знакомых, он снял небольшую квартиру на стокгольмской Грев-Турегатан и переехал туда с “четырьмя грампластинками, грязным бельем и треснувшей чайной чашкой”.

Адвокат Хуго Грута, Гуннар Шёберг, затягивал гайки. Когда считалось, что женщина бросила семью, закон был на стороне мужа, и во избежание риска потерять опеку над детьми Гюн Грут пошла на соглашение, которое детально регулировало ближайшее время. Это соглашение, подписанное 17 ноября 1949 года, во многом примечательно. По причине расхождений в браке Гюн следовало спешно выехать за границу с одним из сыновей и остаться там на три недели. В течение этого времени она обязалась “не поддерживать связи с режиссером Ингмаром Бергманом”. То есть им нельзя было ни встречаться, ни писать друг другу, ни звонить. Другой сын останется под присмотром Хуго Грута. По возвращении домой ей предстояло решить, сохранять ли брак. Если да, то Хуго Грут готов этому содействовать. Если же она примет противоположное решение, Хуго Грут обязан содействовать как можно более скорому разводу и тому, чтобы обоих детей отдали под опеку жены. Через два дня после подписания соглашения супруги Грут по неизвестной причине сократили срок ее пребывания за границей с трех недель до двух.

Ингмар Бергман воевал теперь на три фронта. В знак протеста против высокого государственного налога на развлечения шведские кинопредприниматели грозили полностью прекратить производство фильмов, что возымело бы для него серьезные последствия. Он должен был обеспечивать уже две семьи, а вдобавок создавал новую. Годом позже кинопроизводство действительно прекратили, и Бергмана вышвырнули из “Свенск фильминдустри”, а после двух подряд неудачных постановок также и из организованного Лоренсом Мармстедтом нового театра. К тому же был и четвертый фронт – пасторский дом, где все более сомневающаяся Карин Бергман находила связи сына “причудливыми”.

Весной 1950 года в уездном суде судебного округа Сёдра-Рослаг начались слушания, интересные для потомков тем, что позднее Бергман использует их подробности в своих драмах, прежде всего в сценарии фильма “Вероломные”, режиссером которого стала его будущая, а затем и обманутая любовница Лив Ульман.

На заседании суда Гюн Грут заявила, что еще в начале сентября минувшего года рассказала мужу, что изменила ему с Ингмаром Бергманом и что теперь они живут вместе, причем с согласия Хуго Грута. Тот со своей стороны утверждал, что лишь в январе узнал об измене жены, и не только с Бергманом, но и с несколькими другими мужчинами. Оба требовали единоличной опеки над детьми и обвиняли друг друга в недостаточном исполнении родительских обязанностей.

Суд решил запросить заключение из ведомства по охране детей, Бергман воспринял это как унижение, и не удивительно, если учесть, что в итоге получилось.

Хуго Грут очень сомневался в пригодности жены как воспитательницы детей, поскольку она виновна в многократной неверности. А так как она собиралась выйти за режиссера Бергмана, у их мальчиков – коль скоро по решению суда опеку над ними предоставят жене – будет отчим, у которого пятеро детей и за плечами уже два неудачных брака. “Учитывая, какую жизнь, по словам господина Грута, ведут определенные кино– и театральные круги Стокгольма, в результате брака матери с режиссером Бергманом дети попадут в абсолютно не подходящую для них среду”. Более того, обстановка в доме жены настолько неподходящая, что дети могут понести ущерб, даже просто навещая мать. В довершение всего финка-домработница, нанятая Гюн Грут, опять-таки не годилась для воспитания детей, ибо, по словам господина Грута, страдала “военным неврозом”.

Гюн Грут обвиняла мужа в нервозности и вспыльчивости, отчего дети в его присутствии нервничали и становились неуправляемыми. Она рассказала, что он вообще не желал иметь детей, уговаривал ее сделать аборт и завести любовника, а также сам изменял ей. И подчеркивала прекрасные отношения между ее детьми и Ингмаром Бергманом.

Ведомство по охране детей побеседовало с родственниками и близкими друзьями супругов Грут и выяснило их мнение. Кузина Хуго Грута Марианна Бекселиус и ее супруг, генеральный директор Эрнст Бекселиус, заявили, что опеку над детьми, безусловно, должна получить Гюн Грут. Хуго Грут с его дерганой натурой, вспыльчивостью и пессимизмом, не в пример ей, в опекуны совершенно не годится. Директор Э. Якобссон и его жена Ингегерд тоже считали, что детей надо отдать Гюн Грут. Она лучше заботилась о них, чем ее супруг, который, по мнению Якобссонов, страдал болезненным эгоцентризмом. Его желание получить опеку все они объясняли исключительно уязвленной гордыней.

Врач Якоб Руселль засвидетельствовал, что сложности в браке возникли задолго до того, как Гюн Грут, по утверждению ее мужа, начала ему изменять. Госпожа Лулу Семичев полагала, что Гюн Грут относилась к детям безответственно и выказала большую опрометчивость, ей бы следовало быть осторожнее со своими внебрачными связями. Эта дама разделяла мнение, что социальные круги, в каких вращается режиссер Бергман, для детей явно не подходят. Капитан Вильям Грут, двоюродный брат Хуго Грута, считал, что Гюн Грут, конечно, вполне способна позаботиться о детях, но, поскольку она теперь живет с режиссером Бергманом, дети рискуют попасть в неподходящее окружение.

Ведомство по охране детей пришло к выводу, что ни того ни другого родителя непригодным считать нельзя и тем не менее рекомендуется предоставить единоличную опеку жене.

Восьмого ноября 1950 года в ходе слушаний в уездном суде Гуннар Шёберг, адвокат Хуго Грута, вызвал знаменитого режиссера с сомнительным кругом общения дать свидетельские показания о связи с Гюн Грут. “На вопрос Шёберга Бергман отвечает, что в течение последнего года действительно неоднократно имел интимные отношения с Гюнвор Грут”.