вокруг участников Четверного союза идеальной блокады, через которую не проскочит не только мышь, но и муравей. Голод, дефицит промышленного сырья и необходимость постоянно штопать дырявый австрийский фронт приведет к тому, что Германия исчерпает все возможности для продолжения борьбы. А это, как говорят специалисты в таких делах, прямой путь к революционной ситуации. Германские солдаты в окопах не захотят дальше умирать в безнадежной и бесцельной войне, а кайзер и его генералы утратят возможность дальнейшего ведения боевых действий. Сначала это будет повальное отступление по всему фронту перед лицом численно и качественно превосходящего противника, потом – революционный бунт на фронте и в тылу, крах правительства, и в самом конце германский монарх, находясь под давлением непреодолимых обстоятельств, будет вынужден перейти голландскую границу, отдав свою шпагу голландскому офицеру-пограничнику. На этом история Второго Рейха закончится, и начнется предыстория такого кошмара, о котором я сейчас с вами даже не хочу говорить.

– Но все же, герр Сергий, – осторожно спросил бельгийский король, – можно об этом кошмаре хоть немного поподробнее? А то как я смогу выполнить ваше поручение, если не буду даже представлять, о чем говорю?

Я бросил на своего собеседника испытующий взгляд. Очевидно, уверовав в мои полномочия, свыше, он решил, что я его вербую в агенты влияния, а быть может, просто прочувствовал и приобщился. Второе, кстати, вероятнее. Со стороны я себя не вижу, но на последней фразе вполне мог появиться нимб и прочие атрибуты младшего архангела. А собеседник у меня далеко не дурак, и понимает, что подобными манифестациями с моей стороны акцентируются сверхважные заявления.

– Никакого поручения нет и быть не может, – как можно мягче сказал я. – Вы мой гость, и не более того. Захотите завести этот разговор со своим германским коллегой – ваша воля. Не захотите – то же самое. А теперь слушайте. Войне, которая для вас началась несколько дней назад, история предопределила быть долгой и кровопролитной, до полного исчерпания одной из сражающихся сторон возможности вести борьбу. Впрочем, картину поражения Центральных Держав из-за их крайне невыгодного стратегического положения я вам уже описывал. Задача, поставленная передо мной Творцом Всего Сущего, заключается в создании такой ситуации, при которой эта война не сможет более повториться, при том, что центром этих изменений станет территория Российской империи. После того, как я закончу тут свою работу, русское государство должно стать сильнее, краше и богаче, чем прежде, отношения между людьми в нем должны сделаться более справедливыми, а власть – понимающей свою нераздельность с народом. Подобные устремления у меня имеются в отношении ближайших родственников русских по крови и по вере – то есть сербов и болгар. Еще меня интересуют немцы, потому что эта нация технологически развита, и к тому же легко приживается среди русских людей. В моем войске германоязычный контингент тоже играет одну из самых важных ролей. В благодарность за заслуги этих людей я собираюсь позаботиться об их ближайшей местной родне, при том, что вся остальная Европа мне практически безразлична.

– Но почему же именно русские, а не, к примеру, французы или итальянцы? – наполовину удивленно, наполовину возмущенно воскликнул мой визави.

– А потому, – жестко ответил я, – что для обитателей Европы, включая в значительной степени онемеченных поляков, чехов, словаков, словенцев и хорват, главной побуждающей мотивацией является алчность. Фраза из оперы «Люди гибнут за металл, Сатана там правит бал» – это как раз про вас, про европейцев. Такие вы уж получились в момент сотворения из романо-кельто-германского субстрата. И только для русских и близких к ним народов это не так. Только русские готовы сражаться за свободу и счастье всего человечества, а все прочие – лишь за поместья с покорными рабами. Если победу в схватке цивилизаций одержит русское государство, то все народы под их властью будут жить одинаково хорошо, а если в победителях окажутся французы, немцы, британцы или германцы, то хорошо будут жить только представители этих наций, и то не все, а остальные окунутся в кромешный ад на земле. Двадцатый век, он такой.

Видимо, пока я высказывал то, что накипело на душе, у меня опять «заискрил нимб», а слова приобрели громовое звучание, потому что на наш столик начали оглядываться, несмотря на полог тишины. Поговорили, однако… На будущее надо будет накрывать столик каким-нибудь «колпаком мрака» или вовсе вести деловые разговоры только в рабочем кабинете. И вообще, нужно учиться себя контролировать. Вроде когда со своими общаюсь на эти темы, то ничего, а как с европейцем, так архангел из меня начинает лезть наружу со страшной силой. Наверное, так и теряют человеческий облик специальные исполнительные агенты, уходя на повышение в архангелы первого ранга. А мне такое преждевременно, слишком много незаконченных дел.

Пробрало до костей и милейшего Альберта. При нем так ярко я из себя еще не выходил.

– Простите, герр Сергий… – опасливо отодвигаясь в сторону, пробормотал он, – больше не повторится.

– Не за что вам извиняться, – устало произнес сказал я. – Просто воспринимайте все, что я вам скажу, на веру. В следующем мире мне предстоит столкнуться с этой проблемой впрямую, а у вас тут все еще не так плохо. Итак, в мирах основного потока, не нарушенных вмешательством со стороны, вроде моего, эта война длилась четыре года. Она унесла у всех сражающихся сторон жизни пяти миллионов молодых сильных мужчин, а вдвое большее их число сделала безрукими, безногими, слепыми, глухими, травленными газом калеками. При этом Австро-Венгрия распалась на составные элементы, а в России и Германии произошли революции, запустившие в этих странах процесс социальной трансформации. В России к власти пришла гонимая сейчас социал-демократическая партия большевиков, которая, подобно французским якобинцам, силой подавила всех своих оппонентов, выиграла кровопролитную гражданскую войну и принялась строить государство нового типа, где человек человеку должен быть другом, а не хищным зверем. Несмотря на некоторые издержки процесса, этот путь признан сугубо положительным, а потому я приложу все возможные усилия, чтобы и местная Россия двинулась по тому же пути, только без кровавых революционных зигзагов. Европейцы таким общественным устройством жить не смогут, а вот для народов с большой долей коллективизма в менталитете он подходит лучше всего…

– Как я понимаю, – хмыкнул король Альберт, – для Европы эта модель не годится, потому что вместо коллективизма у нас индивидуализм? Каждый хочет добра только для себя и побольше. Временные коллективы для решения групповых задач создаются, но как только цель достигнута, все распадается на отдельных людей, и каждый озабочен только своими проблемами.

– Да, Вы совершенно правы, – ответил я. – Европа вообще, и Германия в частности, оказались к такому пути непригодными. Тамошние аналоги социалистов-большевиков в силу малочисленности и неорганизованности задачу захвата