в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

В мире Первой Мировой Войны десятое августа, германские первая, вторая и третья армии, беспрепятственно продвигаются через Бельгию. Первая армия триумфально (то есть без единого выстрела) вступила в Брюссель, а третья вышла к французской границе в районе устаревшей крепости Мобеж, снабженной очень слабым гарнизоном. Таким образом, пятая французская армия, увязшая в Арденнах во встречном сражении с четвертой армией немцев, оказалась обойденной по левому флангу, при том, что англичане только начали высаживать свой экспедиционный корпус в Кале, ибо у них мобилизационные мероприятия тоже требовали времени.

В итоге на Францию с северо-западного направления маршируют около полумиллиона германских солдат, и сдержать их в условиях оперативной пустоты сейчас некому. Дополнительный плюс – германские подводные лодки уже начали перебазирование в бельгийские порты, так что воды Ламанша в ближайшее время станут небезопасными для французских и британских кораблей. Пакость, сделанная Антанте, удалась на славу, и над Францией теперь стоит терпкий запах Седана. Однако в окрестностях Парижа формируется шестая армия под командованием генерала Галлиени, так что, как я и предрекал королю Альберту, при самом строгом исполнении плана Шлиффена расчет германского командования взять Париж с налету является несбыточными надеждами. Топать до французской столицы немцам, на своих двоих, еще как минимум две недели, и когда они туда подойдут, то будут иметь большой, но крайне неприятный сюрприз в виде готовой к обороне группировки. Железные дороги по возможности маневра превосходят шагающую по дорогам пехоту, а отсутствие ударной авиации не позволяет прерывать вражеские перевозки. Когда пройдет первый шок, любая попытка наступательных действий будет приводить к тому, что противник начнет стягивать к месту возможного прорыва свои резервы быстрее, чем атакующие войска смогут развивать наступление.

Правда, во Франции испуг от свершенного мною пока очень силен. В Париже объявлена эвакуация правительственных учреждений, намеревающихся выехать в Бордо и держаться как можно дальше от линии фронта. Также на юг, поближе к Марселю и пароходам, эвакуируются парижские музеи, в первую очередь знаменитый Лувр. Вроде бы Лондон выказал намерение принять у себя бесценные коллекции, но французы пока не сказали ни да ни нет, ибо не уверены в бескорыстии своих партнеров по Антанте. Эвакуируют и золотой запас Франции, а также содержимое хранилищ частных банков, в том числе и сокровища Ротшильдов.

Мисс Мэри уже предлагала мне совершить несколько гангстерских операций по отжиму неправедно нажитого богатства выжиг и ростовщиков, но по этому вопросу я еще ничего не решил. Технологически операция выглядит просто: на пути мчащего на всех парах золотого эшелона открывается портал – и паровоз с вагонами банально улетают в другой мир, создавая классическую картину крушения. Выживание паровозной бригады, охраны и банковских служащих, сопровождающих груз, планы подобных операций не предусматривают. Главное, устроить все таким образом, чтобы из 1914 года эшелон исчез целиком, не оставив на месте преступления ни гаечки, ни болтика. Тогда все будет шито-крыто… Впрочем, это еще бабушка надвое сказала. Следует иметь в виду, что после моей легализации в этом мире все сразу поймут, кто организовал похищения золотых поездов. Это без вариантов. Другого такого специалиста по внезапным появлениям-исчезновениям поблизости нет.

Арес, к примеру, за такую возможность ухватился бы без колебаний, а вот мне откровенно претит производить операции только ради отжима бабла. Во-первых – я воин, а не бандит. Во-вторых – такой образ действий можно допустить только в том случае, если Франция станет моим открытым врагом, после чего война Третьей Республике будет объявлена официально. И вот тогда все ценности Третьей Республики и ее граждан станут моей законной добычей. Но в союзники кайзеру Вильгельму меня совсем не тянет, ибо это может стать помехой выполнению основного задания. Да и вообще, Второй Рейх – это далеко не та страна, с которой хочется союзничать. Победить ее и переделать под себя вполне возможно, а вот искренне дружить с ней совсем не хочется. Майор Пройскер – это не единичный случай, а, скорее, скрытая тенденция, которая лет через двадцать зацветет буйным цветом.

В этом мире я – как богатырь, который получил задание «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, но чтобы было красиво», и теперь стоит на распутье трех, а может быть, и более дорог. При этом священной боевой ярости нет даже против французских политических интриганов, сыгравших роль поджигателей этой войны, потому что все остальные тоже оказались хороши. Войну ждали, к ней готовились, ее желали всеми фибрами души, ибо душная атмосфера последних двух десятилетий девятнадцатого века непременно должна была разразиться кровавой грозой, бессмысленной и беспощадной. Благородная ярость возникает при взгляде на русский народ, две трети которого живут натуральным хозяйством, не имея возможности покупать товары машинной выделки. При этом ситуация по сравнению с миром 1904 года не улучшилась, а даже ухудшилась. Столыпинские реформы (чтобы этому поцу в аду достались черти с инициативой и фантазией) разрушила сельскую общину, и главным бенефициаром от этого процесса стал не русский мужик, труженик и воин за Отчизну, а сельский буржуа-ростовщик, в просторечии именуемый кулаком.

Сейчас это у меня пока только теоретические знания, с целью самообразования почерпнутые из книг милейшей Ольги Васильевны, поскольку товарищи большевики, сосредоточившиеся на проблемах промышленного пролетариата, в вопросах сельской жизни откровенно плавают. Но пройдет еще немного времени – несколько дней, не больше недели – и российское командование, стянувшее к границе полностью отмобилизованные корпуса, начнет роковую для себя Восточно-Прусскую[17] операцию. Перепуганный Париж уже сейчас бомбардирует свое посольство в Петербурге отчаянными телеграммами с требованием к царю Николаю как можно скорее, лучше всего немедленно, начать на Восточном фронте хоть какое-нибудь наступление. А то может получиться нехорошо – прусский Михель, если его не отвлечь, в очередной раз поимеет задорную Марианну во все ее отверстия. Да и британцам тоже несладко – их предполагаемый район высадки в Кале вот-вот захлестнет волна германского наступления, после чего конечный пункт назначения для транспортных пароходов придется переносить в Гавр, Шербур или даже в Брест.

И ведь кто их знает, этих русских генералов: что если, откликнувшись на эти жалобные вопли, они начнут наступление наличными силами, не дожидаясь прибытия запасных из внутренних округов Российской империи и переброски во вторую армию двух дополнительных корпусов (первого – из Санкт-Петербурга, и тринадцатого – из Московского военного округа)? Именно по этой причине в Основном Потоке наступление первой армии Ренненкампфа началось семнадцатого августа (по Григорианскому календарю), а Самсонов принялся действовать только двадцать третьего августа (то есть почти неделю спустя), когда Ренненкампф, выиграв несколько сражений, остановил свои войска для отдыха и подвоза боеприпасов.

Это