Это было слишком.

Спэрроу сорвала один цветок факельного имбиря. Как и вчера в цветке анадны, жизнь угасала, пульс медленно ослабевал. Девушку кое-что интересовало…

Их пятерке никто не показывал, как использовать свой дар. Все действовали по наитию, так что кто знает, что они упустили. Например, Спэрроу не знала, что ее дар мог работать в обратную сторону. Но когда Сарай умерла, это случилось. Ее горе вытянуло жизнь из почвы, и все растения вокруг завяли. Не самое приятное открытие. Она не хотела этого дара. Спэрроу – Орхидейная ведьма. Она заставляла расти. В основном растения, но не только. Благодаря ей волосы Сарай стали длиннее и красивее. Как-то раз она удлинила себе ресницы во вспышке глупого тщеславия, чья цель, Ферал Неведающий, определенно ничего не заметил, хоть сейчас это уже и не имело значения.

Спэрроу гадала, было ли что-то еще в ее власти. Девушка дождалась, пока имбирный цветок почти опустел от крупиц жизни. Затем осторожно прижала две половинки стебля, наполнила их магией и наблюдала, что произойдет.

И может, что-то произошло, а может, и нет, но вдруг в аркаду выбежал Лазло, выкрикивая ее имя, и это положило конец эксперименту – во всяком случае, на время.

* * *

Люлькой было зелье, которое варила Старшая Эллен, чтобы оградить Сарай от снов. Она годами выпивала его перед сном, чтобы сдерживать кошмары, которые накидывались на нее в ту же минуту, как она засыпала. Под воздействием люльки не существовало сновидений, только спокойная серая пустота.

Теперь Сарай столкнулась с дилеммой.

– Если дадим ей люльку, – заметила Спэрроу, – ты не сможешь попасть в ее сны.

Это правда. Некуда будет попадать. Она закроет единственную дверь, связывавшую их с Миньей – временно, но все же. Но не давать ей люльку казалось чрезмерно жестоким.

– Мы не даем ей проснуться, – сказала Сарай, – а значит, мешаем выбраться из петли кошмаров. Будить ее нельзя. Это слишком опасно. Но так она сможет хотя бы на время обрести покой.

Впрочем, она знала, что серый «покой» люльки далек даже от чего-то похожего на исцеление.

Ребята хотели узнать о кошмарах. Они видели, что Сарай сильно потрясена. Она едва понимала, что им рассказывать. За те минуты, что Лазло собирал их, последствия разлились вокруг нее, и то, куда они вели…

Пытаться понять это, поверить, все равно что пытаться коснуться раскаленной плиты. В последний момент она всегда отдергивала руку.

– Некоторые вещи… могут быть не такими, как кажутся, – начала Сарай.

– Какие? – спросил Ферал. – Просто скажи нам, Сарай.

– Это связано с Эллен.

– Имеешь в виду их нынешнее состояние? – Руби махнула рукой в сторону галереи, где няни стояли в кухонном проеме с пустыми глазами.

Сарай кивнула:

– Частично. По крайней мере, мне так кажется. – Это всего лишь догадка. Откуда ей знать? Что она знала наверняка? – Я кое-что видела во снах Миньи. Конечно, сны отличаются от реальности, но что-то в них соответствует действительности. То, что их сформировало. Эллен… когда они были живы, я…

Было так трудно произнести это вслух. Внушать им свои подозрения казалось жестоким. Даже если это правда, думала Сарай, так ли необходимо знать ее? Не будет ли добрее позволить жить с этой ложью?

Нет. Они уже не дети, которых надо опекать, и она в них нуждалась. Они должны попытаться разобраться во всем вместе.

Девушка быстро все изложила.

– Похоже, они нас не любили. – В ее голове уже возникли две разные версии наставниц: живые и призраки, будто это разные люди. – И, похоже, они не пытались нас защитить. Думаю, все это ложь.

Остальные уставились на нее, от недоумения их глаза опустели так же, как у самих Эллен в их… в каком бы состоянии они ни застряли.

Сарай поведала, что видела. Выложила все кусочки головоломки, не пытаясь сложить их в единую картинку, просто излагала. Если честно, она надеялась, что кто-то сложит их в иную картинку и опровергнет ее мрачные подозрения. Но обрывки будто складывались самостоятельно:

В глазах Эллен читалось отвращение. Сарай не могла отвернуться от этого, как от пощечины. А еще алая рука – алая, скользкая рука Миньи – и препятствие в виде тел, и хронометраж, и слова Миньи: «Вы тоже хотите умереть?»

А еще то размытое пятно, где разум Миньи прятал от нее Эллен. Зачем он это делал?

Но для Сарай самым убедительным кусочком головоломки были сами няни, застывшие в дверном проеме именно в тот момент, когда Минья потеряла сознание. Чем больше девушка думала о них, тем больше они казались… сброшенными костюмами в гардеробной.

– Дай-ка я проясню, – вмешался Ферал. – Ты хочешь сказать, что Эллен не… – Он не мог закончить мысль. – Что ты хочешь сказать?

Голос юноши звучал сердито, и Сарай его понимала. Это все равно что потерять близкого человека – двух близких людей, – которых они любили и которые любили их. Хуже того, это все равно что потерять веру, что их вообще могли любить.

– Что, возможно, они ненавидели нас, как все другие люди, – ответила Сарай. – И, возможно, они не были добрыми и заботливыми и не пытались нас спасти. Что, возможно, их убил не Эрил-Фейн. Мне кажется… мне кажется, это сделала Минья.

Это единственное объяснение, имевшее смысл: хронология, алая рука.

Но это также не имело никакого смысла.

– Если они не любили нас при жизни, – неохотно подытожила Руби, – то почему полюбили после смерти?

– Они и не любили, – прошептала Сарай. Вот так сурово и просто.

В конечном итоге остался еще один кусочек головоломки, тот, который завершал картинку.

– Мы всегда полагали, что Минья не властна над глазами своих рабов, – сказала она. – Что ее хватка несовершенна. – Повернувшись к Лазло, спросила: – Вчера, когда я… когда я молила тебя о спасении, когда сказала, что передумала… ты понял, что это не я?

Он медленно покачал головой, и вот оно: доказательство, что это возможно.

Возможно, что Эллен – не настоящие Эллен. Что женщины-призраки, которые вырастили пятерых божьих отпрысков, которые заставляли смеяться и заботились о них, а еще учили, кормили и помогали в беде, которые прекращали их ссоры и пели им колыбельные, на самом деле были всего лишь марионетками.

А если это правда, они были Миньей.

И, возможно, лишь возможно, неряшливая девочка с глазами, как панцири жуков, злобная, опустошенная ненавистью и помешанная на отмщении, была лишь кусочком своего настоящего «я».

Маленьким сломанным кусочком.

Кажеюл

Чувство беспомощности, когда не можешь избежать своей судьбы.

Архаичное; сокращение от ка (глаза) + же (бог) + юл (спина), значит «бог смотрит тебе в спину».