Через пару месяцев они поженились. Как и в случае с браслетом, Эрил-Фейн собственноручно изготовил ей кольцо. На свое крошечное жалованье подмастерья снял им квартиру над пекарней – в Ветропаде, куда ливнем падали божьи сливы. Они источали приторно-сладкое напоминание, всегда царившее в воздухе. Даже если никогда не поднимать взгляда, ты все равно не сможешь улизнуть от знания, что там парит цитадель. Но квартира стоила немного, а они были юными и бедными. Эрил-Фейн поднял Азарин на руки и понес по лестнице. Девушка была высокой и сильной, но он поднял ее легко, как шелк и воздух. Затем захлопнул за ними дверь и направился прямиком к кровати. Они так долго этого ждали. Разумеется, они ждали, но с каждой ночью это было все сложнее. Они были друг для друга как спичка и фитиль. Стоило прикоснуться, как они загорались.

Двумя днями ранее, ощущая ласки его пламенных губ на своей шее, Азарин закрыла глаза и сказала:

– Я не хочу быть девственницей, когда он меня заберет.

– Я не позволю тебя забрать, – ответил Эрил-Фейн, обхватывая ее крепче и напрягаясь всем телом.

Но они знали, что случалось с теми, кто пытался воспрепятствовать визиту Скатиса: Разалас перегрызал отцам глотки, а мужей поднимал в небо и отпускал. Вмешиваться не стоило; женщин вернут, и ни одна из них не желала гибели своего мужа. Тем не менее, когда доходило до дела, некоторые просто не могли остаться безучастными, и Азарин беспокоилась за реакцию Эрил-Фейна. Ведь они рисковали не только собой. Если кто-то из них покажет свои боевые навыки, это выдаст тизерканцев, которые пока не были готовы защищаться, не говоря уже о полномасштабном восстании. В любом случае все будет напрасно. Скатис никогда не спускался со своего монстра и носил вторую кожу из ультратонкого мезартиума под своим одеянием. Ему нельзя было причинить вреда. Азарин уговаривала Эрил-Фейна поклясться, что он не умрет из-за нее, но он отказался дать эту клятву.

А вот в вопросе ее девственности они легко пришли к согласию. Дав обеты, Эрил-Фейн с Азарин отправились домой, пропустив праздничную вечеринку в их честь. Они были юными и пылающими и жили под ужасной тенью. Нельзя было терять ни мгновения.

На протяжении пяти дней они нанизывали минуты, как бусины, – каждая из них сокровище, драгоценное и сверкающее.

На шестой день прибыл Скатис. Приземление Разаласа сотрясло улицу. Азарин с Эрил-Фейном возвращались домой с рынка, держась за руки и озаряя друг друга тайной улыбкой любовников. Для бога чудищ они были неотразимы: прекрасные, молодые и полные нежности. Такому монстру пара показалась десертом. Эрил-Фейн спрятал Азарин у себя за спиной. В ней зародился ужас. Разалас прыгнул. Выглядел он пугающе: крылатое уродливое существо, череп оголился от гниющей плоти. Металлический череп, металлическая плоть, а вместо глаз – пустые глазницы, горящие инфернальным огнем. Он налетел на них, врезаясь в Эрил-Фейна. Азарин откатилась на спину и лежала на потрескавшихся лазуритовых камнях, когда крупные когти Разаласа сомкнулись на плечах ее мужа.

И подняли его в небо.

Она наблюдала, как он удаляется, извиваясь в лапах чудовища. Все произошло так быстро. Это она осталась внизу. Азарин не была к этому готова. Иногда забирали и мужчин, но значительно реже, чем женщин. Девушка могла только лежать на месте и с трудом втягивать воздух, пока кто-то не помог ей подняться и не проводил домой к семье.

Ей казалось, что она пролежала там, с трудом втягивая воздух, следующие два года. Они превратились в такое пятно из тоски и боли, что когда Скатис наконец забрал ее, она радовалась – концу ожидания, тому, что скоро узнает судьбу своего мужа.

Он был жив. Но уже не являлся ее мужем, ни тогда, ни после. Эрил-Фейн стал сломанной игрушкой Изагол. Он не мог прикасаться к Азарин или любить ее. Не мог даже плакать. Азарин никогда не переставала его любить, хотя и пыталась в худшие времена. Такра тому свидетель, как же она старалась!

И вот где они сейчас, уже не те молодые, прекрасные создания? С того дня, как Скатис забрал его, прошло восемнадцать лет, но казалось, что они потеряли целую жизнь. Теперь же, за последние несколько дней, он и плакал, и держал ее за руку, и Азарин впервые почувствовала, что Эрил-Фейн меняется. Ощутила первый хрупкий росток исцеления. Но вдруг она видела только то, что отчаянно желала увидеть? Пока она наблюдала за ним и размышляла, вокруг них очертила круг большая тень. Азарин испуганно посмотрела вверх и увидела парящего белого орла. Ее охватила необъяснимая дрожь. Она не верила в предзнаменования и не имела разумных причин, чтобы бояться птицы. Но на мгновение ей показалось, будто судьба натянула тетиву, нацелила стрелу прямо на Эрил-Фейна и объявила его следующим в очереди на смерть.

Сарай подготовилась, насколько это было возможно. Присев на пол рядом с Миньей, настраиваясь вновь проникнуть в ее разум, она невольно вспоминала все те ночи, когда отправляла мотыльков в человеческие сны, чтобы насылать кошмары. Тогда Минья приходила к ней на рассвете и жадно расспрашивала: «Ты довела кого-нибудь до слез? Ты заставила их кричать?»

На протяжении многих лет ответ был положительным. Сарай знала лучше всех: людей легко довести до слез. Горе, унижение, злость, страх – к слезам ведет несчетное количество троп. Заставить кого-то кричать – тоже проще простого. Они столького боятся.

Но как заставить кого-то перестать плакать? Как заставить перестать бояться?

Можно ли свести на нет ненависть?

Можно ли обезвредить отмщение?

Насколько трудные и серьезные эти задачи. Сарай едва могла осознать их важность.

– Доверься себе, – наставлял ее Лазло. – Может, она сильна, но и ты не слабая. Я видел, на что ты способна во снах.

Она подняла брови. Не смогла удержаться.

– Это уж точно, – закусила девушка губу в застенчивой улыбке. – Но вряд ли это поможет мне сейчас.

Лазло улыбнулся, покрываясь румянцем:

– Я не об этом. Хотя позже я бы с радостью повторил. Я говорил о том моменте, когда ты одолела Скатиса. Тогда ты тоже думала, что у тебя ничего не получится.

– Тогда все было иначе. Он был моим собственным кошмаром. А Минья вполне реальная.

– Но ты и не пытаешься одолеть Минью. Помни об этом. Ты пытаешься помочь ей одолеть ее кошмар.

Когда он так говорил, то задача казалась решаемой. Вооруженная этими словами Сарай потянулась к руке Миньи и, прикоснувшись, отправилась в дебри ее разума.

Обнаружив себя в яслях, она ничуть не удивилась. В прошлый раз у Сарай возникло впечатление, что это клетка Миньи. И снова тут ворочались младенцы в колыбельках, а дети играли на матах на полу. Но на этот раз у двери не было сбоя или размытого пятна, как и Эллен. Это казалось неправильным. Всякий раз, когда Сарай представляла себе это место до Резни, то воображала его так, как оно выглядело сейчас в цитадели, только с меньшим количеством свободного пространства и большим количеством божьих отпрысков. Ее детские воспоминания полнились женщинами-призраками – их здравым смыслом и чувством юмора, их выговорами и наставлениями, шутками и историями, мелодичными голосами и изменчивыми образами. Ястребиное лицо Старшей Эллен принуждало их сказать правду своим немигающим птичьим взглядом. А Младшая Эллен помогала Спэрроу выдумывать причудливые имена для ее гибридов орхидей, что-то в духе «Скорбная волчица» и «Шаловливый сверчок в кружевных панталонах».