–[…],– бормочет он.

–Что-что?– говорю я ему.– Повтори, пожалуйста.

–[…],– повторяет он так тихо, что я не могу расслышать его из-за шума крови у себя в ушах.– Вот почему я не покончил с собой.

Якачаю головой.

–Мне кажется, я плохо тебя слышу.

Сэм таращится на меня.

–Кем ты была раньше?– требовательно спрашивает он.

–Ну… давным-давно я была историком. Потом началась Война Правок, и я стала солдатом. Далее сделалась таким солдатом, которому нужна подготовка историка, затем потеряла память.– Ягляжу на него в ответ.– Атеперь я чокнутая неумеха домохозяйка и библиотекарь на полставки вдобавок. Что непонятного? Но вот что я тебе скажу– в один прекрасный день я снова заделаюсь солдатом!

–Но это все наносное! Это не ты. Ты мне ничего не сказала! Откуда ты родом? Была ли у тебя когда-нибудь семья? Что с ними случилось?

Он выглядит встревоженным, и вдруг я понимаю, что он боится меня.

Боится? Меня? Яделаю шаг назад. Итут вспоминаю, как, вероятно, выглядит сейчас мое лицо, и вся моя кровь словно в один миг заменяется ледяной водой. Потому что его вопрос воскресил воспоминание– надо думать, одно из тех, которые мое прежнее «я» намеренно подвергло забвению перед операцией. Потому что знало, что оно вновь всплывет– и забывать его было больно. Но знать, что оно может быть стерто грубым вмешательством докторов-храмовников, еще больнее. Ятяжело опускаюсь на скамейку и отворачиваюсь от Сэма, потому что не хочу видеть выражение сочувствия на его лице.

–Они все погибли на войне,– безжизненным голосом произношу я.– Иговорить об этом нет смысла.

* * *

По ту сторону сна очередной кошмар выныривает из омута подавленной памяти и наведывается в гости. На этот раз я твердо знаю– он реален, правдив, такое действительно происходило со мной. Яне волен отвергнуть даже малейшую деталь, и это самое ужасное.

Концовка уже написана, и о хеппи-энде речь не идет.

Во сне я– изящный мужчина ортогуманоидного типа, с длинными струящимися зелеными волосами и неким качеством, которое мои партнеры описывают как «чудесный заразительный смех». Янамного моложе– живу едва ли три гигасекунды– и счастливее. По крайней мере, поначалу. Состою в стабильных семейных отношениях с тремя другими основными партнерами, плюс имею случайные связи с пятью или шестью приятелями. Мы полностью бисексуальны– либо по природе своей, либо благодаря модификации нашей лимбической системы, заимствованной у шимпанзе бонобо. Вмоей семье– двое детей, и я планирую завести еще парочку через половину гигасекунды или около того. Мне повезло и с призванием: я исследую историю теории разума– аспект культурной идеологии, обретший важность только после Техноускорения. Да, он то входит в моду, то вновь выходит из нее, но, по мне,– это критически важная дисциплина. Благодаря ей мы знаем, например, что в прошлом XXIIIвеке большая часть человечества почти на гигасекунду была превращена в полусознательные автоматоны, действующие под эгидой некоего Высшего Разума. Яс большим интересом изучаю, как все произошло и как распалась эта когнитивная диктатура. Ход исследований требует множества экскурсий в старые храмы памяти.

Один из таких исследовательских визитов– причина, по которой я не нахожусь дома с семьей, когда Король в Желтом появляется из ниоткуда и стирает большие куски истории, забирая с собой целую межзвездную цивилизацию и (словно одной беды было мало) всех моих родных.

Япосещаю Мобильный Осмотический Нанокомпьютерный Архиватор– во плоти, в полной физической ИРЛ-форме,– когда Король в Желтом наносит первый удар. МОНАрх– громоздкий звездолет, передвижной цилиндрический жилой модуль, подпитываемый плазмой, подаваемой из недр далекого сверхгиганта А0 через Т-ворота. Он передвигается на низких релятивистских скоростях между звездными системами коричневых карликов, которые в этой части галактики размещены на расстоянии менее парсека друг от друга. Во время перерывов в несколько гигасекунд между личными встречами экипаж защищает себя статическими резервными копиями, которые ассемблеры корабля воплощают всякий раз, когда находится интересный повод. Корабль в значительной степени самодостаточен и самоподдерживается (за исключением плазмоприемника и плотно огороженных коридором брандмауэров Т-ворот, ведущих в помещения исследовательского института, который и построил корабль несколько гигасекунд назад). Все внутренние системы МОНАрха полностью независимы от каких бы то ни было сетей– он рассчитан на миссию, длящуюся вплоть до терасекунды, и с самого начала предусмотрен вариант, что цивилизация хотя бы раз придет в упадок за корабельный срок эксплуатации. Вот почему я прибыл сюда лично– взять интервью у Векена, капитана корабля, жившего вскоре после упадка когнитивной диктатуры и, возможно, помнящего некоторые ее пережитки.

Вот что любопытно: я не помню лиц тех, кто был мне дорог. Помню, что Лауро, Ямб-18 и Нойал были не просто важны для меня как любовники, но и реально определяли мое существование. Большая часть моего чувства идентичности строилась вокруг ключевой идеи о том, что я не одинок, я– часть группы. Мы коллективно скорректировали нашу нейроэндокринологию, так, что даже простое нахождение рядом давало нам легкий прилив эндорфинов– то, что раньше было случайным процессом, называемым «влюбленностью»,– и сосредоточились на взаимодополняющих интересах, призваниях и умениях. Это была не столько семья, сколько борганизм– полноценный и блаженный. До вступления в него я, видимо, был грустным одиночкой, но я мало помню о том периоде– настолько он выцвел и побледнел по сравнению с обретенным в единении счастьем.

Но я не могу вспомнить их лица, и даже сейчас– спустя целую жизнь после того, как горе утихло,– это беспокоит меня.

Нойал был ловким и юрким как обезьяна, ловил лукаво-саркастический кайф от того, что своей звериной прытью заводил меня. Лауро имел безупречные манеры, но он скидывал их точно одежды, когда занимался с нами любовью. Ямб-18 был одним из тех радикальных ксеноморфов, которые могли проявляться в нескольких телах разом, если того требовала фантазия. Анаши дети…

Все мертвы– и это в том числе моя вина.

Король в Желтом в силу своей природы тайно переходит между A-воротами, образуя пиринговую сеть, перечисление стеганографически закодированных команд с людьми в качестве пакетов данных. Если ему не повезло поразить вас, он установит свое ядро в ваш модем, и когда вы подойдете к A-воротам, чтобы сделать резервную копию или куда-либо переместиться– а запрос на это, само собой, тоже модемный,– то именно Король первым попадал в воротный буфер памяти.

Считается, что управляющие узлы А-ворот спроектированы так, что не могут выполнять команды, поступившие в виде кода, но тот, кто породил Короля в Желтом, явно выискал определенные лазейки в их архитектуре. Люди, разобранные и собранные при помощи А-ворот, заражают вирусом все перевалочные узлы по ходу следования через них. Король в Желтом использовал людей как переносчиков болезни.

Первой целью вируса, поразившего Насущную Республику, было редактирование исторической информации о каком-то событии– не уверен, о каком именно, но, сдается мне, об опасности, которую представляла одна из древних когнитивных диктатур,– путем редактирования людей, проходящих через зараженные ворота. Но на полную катушку этот вирус развернулся, только когда распространился абсолютно по всей сети. Король в Желтом появился всюду с шокирующей внезапностью– после фазы тихого расползания, длившейся сотни мегасекунд.