Попробуем теперь рассмотреть различные функции коллектива, сочетая различные профессии, позволяющие обеспечить выполнение однотипных заданий. В отличие от предыдущего раздела, мы потребуем от читателя немного использовать свое воображение, так как ни один здравый смысл до сих пор не позволял нам считать эти неуклюжие конгломераты очевидными и естественными формами жизни.

Для начала мы имеем две палаты. Мы назвали первую, отвечающую за принятие в расчет•, верхней палатой, а вторую, ответственную за упорядочение•, – нижней. Эти термины не имеют особого значения, так как они в свою очередь станут предметом новых переговоров и используются здесь исключительно для того, чтобы временно обозначить некоторую совокупность компетенций, необходимую для того, чтобы дипломаты нашли общий язык. Мы прекрасно знаем, что речь ни в коем случае не идет об обычных ассамблеях, о местах малодоступных и замкнутых в себе, а скорее о водосборных бассейнах, столь же многочисленных, как притоки, столь же разбросанных, как реки, столь же беспорядочных, как речушки на карте Франции. Тем нем менее мы решили до конца сохранять эти устаревшие выражения, позаимствованные нами у парламентской демократии, потому что их единственная роль заключается в том, чтобы вывесить белый флаг, который будет развиваться на ветру и говорить о том, что мы намерены послать парламентеров, отдавая таким образом должное республиканскому наследию наших предков (165).

Чтобы продолжить наш путь, мы не должны забывать о трех результатах, полученных нами в предыдущих главах. Прежде всего, верхняя палата никогда не принимает вас как общество, находящееся в конфликте с природой, а принимает как одна из ветвей власти, внимательная к множеству, столпившемуся у ее дверей. Далее, это множество состоит не из объектов и субъектов, людей и вещей, а из более или менее артикулированных пропозиций•, причем некоторые из них только что появились, а другие были достаточно давно, на предыдущем этапе, исключены нижней палатой. Наконец, эти множества всегда представляют собой ассоциации людей и нелюдéй: вирус никогда не появляется без вирусологов, пульсар без радиоастрономов, наркоман без наркотиков, лев без масаи, рабочий без профсоюза, собственник без собственности, фермер без окружающего его пейзажа, экосистема без эколога, колдун без своих фетишей, депутат без отданных ему голосов, – каждой из этих пропозиций соответствуют инструменты, которые могут передать ее слова, а также затруднения речи и ее неуверенность в точности репрезентации.

Как реагирует верхняя палата на глухое давление претендентов? Во-первых, ни один полоумный не должен интересоваться, существуют ли они вообще, представляют ли они рациональные факты или иррациональные убеждения, относятся ли они к природе или «человеческим представлениям о ней», принадлежат ли они истории или находятся вне ее. Подобные вопросы были бы не только невежливыми, но и антидемократичными! (Если какие-нибудь прихвостни эпистемологической полиции хотят этими неуместными вопросами омрачить их торжественный вход, то пускай члены муниципалитета придержат их до конца церемонии…) Верхняя палата отреагирует совершенно противоположным образом, обязывая входящих совершить первичное и совершенно невозможное обращение. Она примется за дело, объявит общую тревогу, проявит беспокойство, щепетильность, внимание, примет меры предосторожности, испугается, объявит чрезвычайное положение, прислушается – мы нарочно смешиваем термины, употребляемые разными корпорациями, сопровождающими шествие кортежа.

Это состояние тревоги имеет свои особенности. Верхняя палата должна артикулировать «нас, коллектив», но, в отличие от своей кумы – нижней палаты, она должна открыть перечень, который содержит это пресловутое «мы», вопросом: «Сколько нас – тех, кого нужно принять в расчет?» Ассамблея, которая найдет окончательный ответ на этот вопрос и которая скажет, к примеру: «Мы, люди», «Мы, коренные французы», «Мы, жители Сан-Мало», «Мы, генетики», «Мы, белые», «Мы, Причастие Святых», «Мы, земляные черви», не станет объявлять тревогу. Она ответит на многочисленные запросы находящихся вовне множеств, не проявив гражданской солидарности; она предстанет неприступной крепостью, которую нужно защищать со всех сторон любой ценой, а совсем не уязвимым коллективом в состоянии поиска.

Подобная ассамблея выполняет свою задачу только в том случае, если она обладает максимальной чувствительностью к инородности тех, кто стучится в двери коллектива. Однако она может сохранить эту удивительную особенность, столь нетипичную для обществ Старого порядка (состоящих из людей и социальных факторов), только при условии, что между ней и нижней палатой установлено самое строгое разделение властей•. Никто не должен навязывать ей следующее ограничение: «Эти новые существа, совместимы ли они с упорядоченной жизнью коллектива?» Этот вопрос адресован другой палате, и только она может на него ответить. Мы снова обнаруживаем требование автономии, которую правомерно отстаивают ученые, но которую они ошибочно считают своей исключительной привилегией, а также с весьма желательным политическим различием между свободой обсуждения и необходимостью принимать решения; добавим к этому этический принцип, допускающий возможность в любой момент и без всяких предварительных условий поставить вопрос о принадлежности. Обязательства становятся еще строже, чтобы неизбежное разделение властей могло выполнить свою задачу. Как же далеко мы ушли от неосуществимой фильтрации фактов и ценностей, от которой мы отказались в предыдущей главе… (166)

Если коллектив поддерживается в надлежащем состоянии, если верхняя палата обладает высокой степенью чувствительности, возникает целый ряд вопросов, которые можно разделить на две группы. Первая группа: «Вы, стоящие у дверей коллектива, что вы предлагаете? Каким испытаниям мы должны вас подвергнуть, чтобы наконец услышать вас и заставить вас заговорить?» (задание № 1, требование внешней реальности). Вторая группа: «Кто может лучше всего судить о характере ваших предложений? Кто лучше всего может оценить оригинальность вашего вклада? С помощью каких надежных свидетелей о вас можно составить отчетливое представление?» (задание № 2, требование весомости и консультации). Напомним, что речь не является исключительно человеческим свойством, а принадлежит разнородным сочетаниям, качество которых как раз и выясняет верхняя палата. Напомним также, что понятие пропозиции• на этом этапе не делает различий между тем, что стремится быть, тем, что есть, и тем, что должно быть. Вначале верхняя палата, а вслед за ней – нижняя должны постепенно вводить различия, которые описывают уже не положение дел, онтологические качества, а последовательные этапы процедуры, формальности которой должны тщательно соблюдаться. Сущность появится позднее, равно как и неодушевленная форма нелюдéй.

Преобразовать глухой ропот множества различных существ, далеко не все из которых хотят быть услышанными, можно не без труда: любому исследователю, политику, моралисту, производителю, администратору это хорошо известно. Потребуется масса различных ухищрений, монтажных приемов, инструментов, лабораторий, анкет, визитов, исследований, демонстраций, наблюдений, сборов данных, чтобы отчетливее услышать их предложения. Не будем забывать, что, в отличие от старой Конституции, вся эта работа записывается не в дебит, а в кредит качества дикции. Чем больше мы работаем в лаборатории, тем быстрее и яснее мы выясним положение дел; чем лучше мы оснащаем оппонентов, тем отчетливее будут их аргументы; чем чаще мы будем предпринимать попытки связать людей и блага, тем выше будет качество исследования; чем строже мы будем воздерживаться от постановки псевдопроблем, тем быстрее мы сможем отточить наше умение выделять нюансы. Это кажется очевидным, но Сфинкс так долго закрывал путь в город, навязывая пропозициям выбор между фактичностью и реальностью, он посеял столько сомнений в их рядах, что будет нелишним напомнить об этом, если мы хотим, чтобы процессия продвигалась в установленном порядке. Именно по ее работоспособности, оснащенности, сенсорам, качеству редактирования, интервенционизму в вопросах монтажа, волюнтаризму в области исследований, уровню ее притязаний можно судить о качестве ассамблеи. Благодаря ей мы через переводчиков понимаем, чего требуют претенденты на существование, столпившиеся у наших дверей.