Больше сорока минут проходят прежде, чем на горизонте появляется “Чёрно-белое”. Уютное кафе в самом центре города, оно так нравилось мне когда-то, но сейчас вызывает смешанные чувства. А ещё почти сразу замечаю Лёню: он топчется слева от входа, курит, глядя в сторону.

– Варвара Сергеевна, приехали.

– Да-да, выхожу.

Но Руслан указывает рукой на спешащих к кафе охранников.

– Вначале они, после их сигнала вы. Такие правила.

– Тоже распоряжение Дмитрия Николаевича?

– Безусловно.

Лёня удивлённо смотрит на моих охранников, кивает Артуру, но тот игнорирует приветствие. Они знакомы? Наверное, виделись, когда Лёня в холдинге работал.

– Всё чисто, – сообщает Руслан и, выйдя из машины, подаёт мне руку. Крепко держусь за шершавую ладонь и благодарю. – Хорошего отдыха.

Улыбаюсь и, удобнее подхватив сумку, иду к Лёне. Он таращится на меня ошалело, даже сбросить пепел забывает, и он падает ему на рукав, пачкая ткань пиджака, которому и без того не помешала бы профессиональная чистка. Что, Рыжей плевать, как выглядит её любовник? Грязный он, мятый ли, подстрижен? Высокие отношения, ничего не скажешь.

– Ты зря курить начал, тебе не идёт, – говорю, остановившись на безопасном расстоянии, словно если подойду на шаг ближе, меня разорвёт на части от напряжения. – А ты изменился. Спишь мало? Синяки под глазами и рубашка мятая… сдаёшь позиции, Баринов. В таком виде тебя ни на одну приличную работу не возьмут.

Откуда во мне столько яда? Но я рада ему, он держит в форме и не даёт раскиснуть.

– Варь, это что за суета вокруг тебя? – он обводит широким жестом парковку и кивает на припаркованный на стоянке автомобиль.

Он делает ко мне шаг, но вовремя останавливается.

– Тебя не касается моя жизнь никаким боком, – гневно щурюсь, а Лёня покаянно кивает и жестом приглашает меня войти внутрь.

– Ладно, ты права. Меня опять заносит. Пойдём? Кофе выпьем? Хотя бы как друзья.

Лёня жадно хватается за возможность что-то изменить: кладёт мне руку между лопаток, и телом несётся волна отвращения. Его прикосновения вызывают такой всплеск негативных эмоций, что я физически ощущаю дрожь, бегущую вниз по позвоночнику. Даже мой организм защищается от прикосновений, выстраивая барьеры.

Не могу вынести: повожу плечами, скидываю руку. Лёня прячет её за спину, а в глазах мелькает обида.

– Уж кто-кто, а ты права обижаться не имеешь, – на губах появляется кривая усмешка, горькая, точно полынь.

– Ты тоже изменилась, – бурчит себе под нос и тянет на себя дверь, галантно её придерживает, позволяя войти первой.

Звенят, переливаясь серебром, колокольчики. Нежный звук скребёт грубой наждачкой наэлектризованные нервные окончания.

«Чёрно-белое» встречает ароматами хорошего кофе, вишни, вина и свежей выпечки. Осматриваюсь, но в отличие от нас с Лёней, кафе измениться не успело: всё тот же монохром в интерьере, гравюры на стенах, редкие посетители за столиками, мягкий свет и улыбчивые лица персонала.

Мы раньше так часто здесь бывали, что нас с Бариновым встречают, как родных.

– Прошу, – в голосе Лёни улыбка, и я делаю шаг вперёд, зная, что внутри Артур и Иван. Они пристроились, массивные и умеющие оставаться в тени, за самым дальним столиком. Нарочито увлечены беседой, ни на кого не смотрят, но я знаю, что это обманка – такая же, как фальшивый карман на моём платье.

От их присутствия мне спокойнее. Хотя, уверена, они уже строчат Поклонскому отчёты с точными координатами моего перемещения. И пусть. Отчего-то мысль о возможной ревности Димы отдаётся внутри странным удовольствием.

Лёня кивает в сторону того самого столика, за которым когда-то сделал мне предложение. Это было так давно и вроде бы недавно. Странная штука – время.

– Здесь сядем, – игнорирую его предложение и занимаю место у барной стойки.

Лёня мнётся, не зная, как реагировать. Ошарашен, потому что раньше в наших отношениях всегда вёл он, а теперь эра его господства кончилась. Пф, лопнула, как мыльный пузырь.

– Ну? Чего стоишь? Присаживайся.

Бармен – его зовут Ярик – улыбается мне, как старой знакомой и протягивает барную карту, но я не хочу коктейлей. Лишь прошу сварить мне фирменный кофе, и Ярик, кивнув, переводит взгляд на Лёню, а тот просит коньяк.

– Не рановато для спиртного? А впрочем, не моё дело.

– А жаль, – морщится и, взгромоздясь на стул, складывает руки на полированной поверхности, до того чистой, что в ней можно увидеть собственное отражение. Нервные длинные пальцы подрагивают, и, чтобы скрыть волнение, Лёне приходится сжать их в кулаки. – Может быть, всё-таки за столик пересядем?

Отрицательно качаю головой и барабаню пальцами по стойке. Натуральное дерево ощущается тёплым и живым, и я слегка глажу его ладонью.

– Варя, я… – Лёня запускает руку в волосы, ерошит и без того растрёпанные волосы. Зарос, машинально отмечаю. Тёмные волосы вьются на концах, и первая очень ранняя седина серебристыми искорками переливается в искусственном свете многочисленных светильников. – Скучаю я.

Ярик ставит перед Лёней стакан и возвращается к кофеварке, колдуя над фирменным напитком для меня. Пауза затягивается, Баринов пытается подобрать слова, а я исследую взглядом его лицо.

Первые морщинки в уголках глаз лучиками стремятся к вискам. Бледность кожи, краснота воспалённых век. Густые ресницы загибаются на кончиках, на белках едва заметные следы лопнувших сосудов. Кадык дёргается над воротом рубашки, а пара верхних пуговиц небрежно расстёгнута, открывая абсолютно безволосую грудь. Пиджак сидит плохо, словно Лёня за эти несколько недель добрый пяток килограммов сбросил или в чужой костюм решил влезть…

Раньше бы я его пожалела. Кинулась откармливать, отпаивать домашним бульоном, хлопотать, но сейчас лишь машинально подмечаю изменения, никак не откликаясь на них внутренне.

– Ты уже говорил, что скучаешь. И я напомню, что мне всё равно. Плевать, – сдуваю с лица прядь, и чувствую, что с каждой секундой мне всё проще выносить присутствие Лёни. С каждым словом, взглядом и жестом он всё дальше уходит в прошлое, и скоро его образ превратится в туманную дымку.

– Я налажал, – признаётся и поднимает на меня тоскливый взгляд. – Сильно. И я не знаю, как это исправить. Но и не попытаться я не могу.

– Ну и? От твоих печальных признаний что-то изменится? А исправлять ничего не надо, поздно.

«Поздно» – такое страшное в своей простоте и тяжести слово, но оно подходит сейчас лучше всего.

– Ты всё, что мог, испортил. Когда любовницу завёл, шлялся с нею у меня за спиной. Когда позволил ей узнать мой номер телефона и допустил всё это. Как теперь исправить? Не знаю.