– Ты пьешь свое лекарство?

Я кивнула, продолжая с настороженностью на него смотреть.

– Хорошо. Пей его и дальше. У тебя сейчас что-то болит?

Я прислушалась к ощущениям.

– Голова раскалывается.

– К ужину сможешь спуститься? – хмуро спросил Шон и, глянув на часы, добавил: – Он через два часа.

– Да, думаю, да.

Шон слез с кровати и направился к нашей дорожной сумке. Порылся в карманах и извлек оттуда пузырек с изумрудного цвета жидкостью и какие-то капли. Потом подошел к тумбочке, на которой стоял графин с бокалами. Плеснул в один из них воды, а затем вылил туда же содержимое пузырька.

– Пей, – твердо сказал он, протянув мне бокал.

Я отшатнулась.

– Что это?

Шон прищурился. На его лице отразилось сомнение.

– Не бойся, травить не буду, – мрачно пошутил он, внимательно следя за мной. – Это смесь экстрактов ста редких трав. Быстро тонизирует и восстанавливает силы. Я его принимаю, когда приходится работать сутками. Пей. – Он снова протянул мне бокал.

– Спасибо, – прошептала я, нехотя забрав растворенное в воде лекарство.

Сделала пробный глоток – на вкус ничего, и никаких дыхательных спазмов, – а затем одним махом допила остальное. Шон поставил пустой бокал на прикроватную тумбочку и наклонился надо мной.

– Иди сюда. Я закапаю тебе глаза. Краснота должна пройти.

Я напряглась. Неохотно запрокинула голову и, затаив дыхание, с настороженностью наблюдала за ним, сама не зная, чего так боюсь. Шон бережно оттянул мне правое веко и капнул лекарство, потом сделал то же самое с левым глазом. Завинтил колпачок, спрятал флакончик в карман, пока я моргала, и ласково погладил меня по щеке.

– Скоро тебе станет легче, Карина. Поспи еще немного, я тебя разбужу.

– Спасибо, – прошептала я.

Шон нежно меня поцеловал и, не разрывая контакт губ, уложил на подушки. Его прикосновения были такими теплыми, такими бережными и трепетными, что у меня щемило сердце. Он ведь хороший, очень хороший, и я ему доверяю. Должна доверять.

– Полежи со мной, – тихо попросила я.

Шон устроился рядом, притянул меня к себе и осторожно обнял.

– Ты меня беспокоишь, Карина. Ты так кричала… Отбивалась.

Я положила голову ему на грудь, смежила веки, пытаясь немного расслабиться. Но засыпать боялась. Мне казалось, что стоит только провалиться в мир грез, как кошмар повторится. А голос Шона, бархатистый, негромкий, меня отвлекал.

– Я бы хотел увезти тебя сегодня домой, но не могу. Тогда придется сказать Фредерику, что тебе нездоровится. А об этом никто не должен знать. Это важно, – мягко говорил он, перебирая мои пряди. – Сейчас ты для всех восходящая звезда Пантеона. Энергичная и перспективная. Нельзя никому давать повод в этом усомниться. От этого слишком многое зависит.

Слова Шона прозвучали странно, но что-то в них было такое, отчего напряжение пошло на спад.

– Хорошо, не волнуйся.

– Я найду повод, чтобы утром уехать. Но за ужином ты должна всем улыбаться и, как и всегда, сиять. А если станет совсем плохо, скажи, что тебя осенила потрясающая идея и ты хочешь немного поработать.

Уголки моих губ дрогнули. Гениальная отмазка.

– Ты так часто поступаешь?

– Бывает иногда.

Я придвинулась к нему еще ближе. Шон спас мне жизнь. Он обо мне заботится, опекает. Я должна ему доверять. А что до кошмаров… Чего только на фоне жары и стресса не приснится.

От Шона шло убаюкивающее, успокаивающее тепло, которое действовало на меня, как снотворное. Так что скоро я задремала.

Глава 18

Иллюзия благопристойности

Напряжение… После пробуждения оно не исчезло. К сожалению. Я ощущала его и во время подготовки к ужину, и пока мы с Шоном петляли по лабиринтам особняка господина Штольцберга в поисках столовой.

Шон… На его губах играла улыбка, а взгляд голубых глаз сделался острым, внимательным, ледяным. Он явно что-то заподозрил и теперь осторожно, почти незаметно за мной наблюдал. Я подумала, как было бы здорово рассказать ему про найденный прототип и обсудить то, что меня так беспокоило. Уверена, он сумел бы развеять все мои страхи и опасения. Но внутренний голос подсказывал, что этого делать пока не стоит. Возможно, позже, но только не сейчас.

А еще я очень переживала за Элли. Как она? Удалось ли ей незаметно вернуть прототип отцу? А если нет, то чем это ей обернулось?

В груди пустило корни волнение, в то время как мягкая улыбка приклеилась к губам, а ноги упорно неслись вперед, желая как можно скорее увидеть мою сообщницу.

– Femme fatale. Завидую самому себе, – произнес Шон, когда я замерла перед своим отражением в небольшой круглой комнате, кажется, в подвале, где зеркала на стенах чередовались с прямоугольными деревянными панелями.

Под потолком сияла эфириусная позолоченная, а может, и золотая люстра в виде феникса. Он изгибал длинную шею, вертел головой, чистил клювом металлические перья, махал крыльями, хвостом, по которым струилось ожившее пламя. Но я удостоила его лишь мимолетного взгляда, сконцентрировавшись на своем лице. Пришлось сделать макияж поярче, чтобы придать моей бледности налет аристократичности, а многострадальным глазам – томность и глубину. Краснота и припухлость век почти полностью исчезли, а вот мигрень осталась, и я гадала, насколько это все было заметно.

– Ничего не видно, – прошептал Шон, будто в унисон моим мыслям, и положил руку мне на талию, затянутую в зеленый бархат. Поверх дорогого наряда была наброшена бриллиантовая сеть. Шон хотел, чтобы я блистала.

Я переплела свои пальцы с его пальцами и улыбнулась. Неискренне.

– Шляпка, как у Дориан, была бы не лишней, – пробормотала тихонько, якобы в шутку, а сама подумала: вдруг госпожа Мариам таким образом маскирует последствия бессонных ночей?

Шон усмехнулся и нажал на какую-то кнопку в стене. Одна из деревянных панелей тотчас отъехала в сторону, открывая нам свое потайное, плохо освещенное нутро.

– Идем?

– Мне начинает казаться, что в этом доме еду надо заслужить, – мрачно пробормотала я минуту спустя, зацепившись каблуком за край высокой деревянной ступеньки узкой винтовой лестницы. – К чему все это?

– Фредерик Штольцберг испытывает тягу к разнузданной роскоши, – бесцветно пояснил Шон.

Я вскинула брови и уже собралась высказать сомнения по этому поводу, как мой кавалер коснулся ручки двери, из-за которой доносилась музыка, и тихо сказал:

– Прошу.

Но стоило лишь переступить порог и оторвать от пола глаза, как я испуганно вздрогнула.

Потому что мы оказались не в столовой, а на палубе деревянного, чуть ли не сказочного фрегата, который бороздил бескрайние морские просторы.

Над нашими головами багровело закатное небо с едва наметившимися огоньками звезд, теплый южный ветер раздувал алые паруса, а в воздухе летал огненный феникс, который освещал пространство вокруг. Это было так красиво и так нереально, что кровь тотчас отлила от моего лица.

Я сделала рваный вдох – и ощутила на языке вкус хвои, соли и приключений. Только не тех, о которых хочется помечтать.

– Что за… Мы же не входили в портал! – пискнула я, разглядывая палубу, как затравленный зверь. Кроме нас здесь прохаживались разодетые в пух и прах дамы со своими кавалерами. Откуда-то слева доносился властный голос госпожи Висмарк, которому вторил звонкий смех ее подруги Хелены, перемежавшийся девичьим щебетом.

От внимания Шона моя странная реакция не ускользнула.

– Верно. – Он прищурился, сканируя мою мимику. – В стены, пол и часть потолка вмонтированы сенсорные панели. Они создают трехмерную иллюзию, а феникс – что-то вроде дрона-проектора. Зато фрегат настоящий. Как и большая часть неба. Отсюда и свежий воздух.

Новость, что мы находимся всего лишь в огромной высокотехнологичной комнате, а не заперты внутри прототипа, принесла облегчение.

Я натянуто улыбнулась.

– Хитро. Теперь понятно, почему нам пришлось столько петлять.

Шон нахмурился. Я так и видела, как заметно потяжелела в его голове чаша весов с пометкой «не верю». Мысленно застонала и отвернулась, делая вид, что наблюдаю за перемещениями феникса.

– Карина, нам надо серьезно поговорить, – начал было мой спутник, но в этот момент его оборвал громкий радостный возглас:

– Кара! Шон! – И стало не до разговоров.

Мы слаженно посмотрели