— Вы ставите меня в неловкое положение, милорд.

— Гедер. Пожалуйста, зови меня Гедер, а я тебя — Джорей. Если не возражаешь. В этом городе у меня нет друзей ближе тебя.

Джорей глубоко вздохнул, взгляд его смягчился.

— Что правда, то правда. К сожалению.

— Тогда скажи, что такого происходит при дворе? Зачем Тернигану именно я? Покровителей у меня нет, ванайская кампания для меня первая в жизни. Ничего не понимаю. Может, ты что-то объяснишь?

Джорей повел рукой в сторону кресла, и до Гедера дошло, что тот просит разрешения присесть. Гедер кивнул и сел напротив, зажав руки между коленями. Взгляд Джорея метнулся в сторону, будто вдоль какой-то надписи в воздухе. Гедер проглотил еще фисташку.

— Замыслы Тернигана мне, конечно, неизвестны, — начал Джорей. — Знаю только, что при дворе неспокойно. Клинн — сторонник Куртина Иссандриана, а тот в последнее время ратует за перемены, большинство из которых непопулярны. Он нажил врагов.

— И поэтому Терниган отозвал Клинна?

— Вероятно, это одна из причин. Но если власть Иссандриана при дворе пошатнулась, то Тернигану могла понадобиться фигура, не связанная с Иссандрианом. Ты сказал, что у тебя нет покровителя — наверное, поэтому он тебя и выбрал. Ведь род Паллиако не примкнул ни к одной из сторон.

Гедер часто о таком читал. Кабраль во время войн Белой Пыли привечал изгоев и из Биранкура, и из Гереца. Коорт Нкачи, четвертый регос Борхии, имел двор настолько продажный, что назначил регентом первого попавшегося фермера. В свете этих фактов назначение становится понятнее, и все-таки…

— Что ж, — неловко улыбнулся Гедер. — Остается благодарить отца, что он не появляется при дворе. И сожалеть, что твой состоит в королевской свите, я ведь всерьез думал, что именно тебе Терниган отдаст город.

Джорей Каллиам, нахмурившись, отвернулся к окну. В камине перешептывались о чем-то языки пламени. Стая голубей на площади разом взметнулась в воздух, словно гигантское крыло неведомого существа, и закружила в белом зимнем небе.

— Должность дают не из благосклонности, — наконец проговорил Джорей. — Придворные игры грязны, Паллиако. Там людей судят не по достоинствам и не задумываются о справедливости. Негодяи порой остаются у власти всю жизнь, их смерть оплакивают как потерю. Честными людьми могут разбрасываться, как монетами, потому что так выгодно. Не обязательно согрешить, чтобы тебя уничтожили. Если погубить тебя будет выгодно — погубят. И все, что здесь произошло, не твоя вина.

— Понимаю, — кивнул Гедер.

— Вряд ли.

— Я этого не заслужил, знаю. Мне случайно выпал шанс, и теперь предстоит доказать, что я его достоин. Я и не считал, будто лорд Терниган отдал мне город из уважения. И я не в обиде. Зато сейчас я это уважение могу завоевать. Я способен управлять Ванайями, добиться от них толку.

— В самом деле?

— По крайней мере могу попытаться. Наверняка отец хвастает направо и налево. Род Паллиако не занимал никаких должностей с тех пор, как мой дед был смотрителем озерных урочищ. Я знаю, отец всегда этого хотел, и раз я здесь…

— Это ведь несправедливо, — перебил Джорей.

— Конечно, несправедливо. Однако клянусь: я сделаю все возможное, чтобы с тобой сквитаться.

— Со мной? — изумился Джорей, словно Гедер вдруг вставил в беседу реплику из другого разговора.

Гедер встал, взял с подноса две чаши с водой, передал одну в руки Джорею, а другую поднял сам.

— Ванайи принадлежат мне, — сказал он со всей серьезностью, на какую был способен. Вышло похоже на правду. — И если здесь есть хоть что-то достойное, чтобы воздать тебе заслуженную честь, я это найду. Город должен был стать твоим, мы оба это знаем. Но поскольку его отдали мне, я клянусь здесь, перед твоим лицом: я никогда не забуду, что город достался мне случайно.

На лице Джорея проступила то ли жалость, то ли ужас, то ли чистое недоверие.

— Ты мне необходим, — продолжал Гедер. — Мне нужны сторонники. И от имени Ванайев и рода Паллиако заявляю: ты окажешь мне честь, став одним из них. Джорей Каллиам, ты доблестный и храбрый воин, на чьи суждения я всегда мог положиться. Согласен ли ты стать моим союзником?

Повисшая тишина Гедера слегка напугала. По-прежнему держа чашу в воздетой руке, он тихо молился, чтобы Джорей поднял свою.

— Репетировал? — спросил наконец тот.

— Немножко.

Джорей встал и поднял чашу, несколько капель выплеснулись через край на пальцы.

— Гедер, я сделаю все, что в моих силах, — сказал он. — Я не так уж много могу. И не очень-то верю, что все кончится добром. Однако я сделаю все, чтобы тебя защитить.

— Отлично, — улыбнулся Гедер и осушил чашу.

Остаток дня превратился в вереницу церемоний и заодно в испытание на прочность. Сразу после полудня начался приветственный пир, который дали Гедеру представители крупных ванайских гильдий — два десятка мужчин и женщин, норовящих перехватить друг у друга внимание и благоволение нового правителя. После пира была аудиенция с посланцем из Ньюпорта; тот целый час разглагольствовал о необходимости перемен в расценках на сухопутные перевозки, умудрившись, несмотря на все старания Гедера, так и не упомянуть, каким же образом он собирается их менять. Затем, по просьбе Гедера, главный налоговый ревизор сделал для него обзор всех отчетов Клинна, отправленных лорду Тернигану и королю. Гедер ожидал, что ему просто доложат, сколько всего золота отправлено на север, однако беседа затянулась вдвое против ожидаемого: ревизор пустился рассуждать о разнице между высокоэффективным и низкоэффективным налогом, а также между «вручением в счет причитающейся суммы» и «вручением в виде задатка» — после беседы у Гедера осталось стойкое ощущение, будто он пытается продраться сквозь книгу, написанную на незнакомом языке.

К концу дня он удалился в спальню, когда-то принадлежавшую ванайскому герцогу, — втрое более обширную, чем вся прежняя квартира Гедера. Окна выходили на сад с голыми дубами и занесенными снегом клумбами — весной он наверняка будет похож на выросший под окнами клочок леса. Постель обогревалась хитрой системой труб от гигантского камина: восходящий воздух запускал в действие насосную установку. Устройство иногда бормотало само себе, порой прямо под лежащим Гедером, как будто пуховые перины пытались переварить что-то малосъедобное. Последние слуги вышли уже час назад, однако юноша все еще лежал без сна в полутемной, едва освещенной камином комнате: несмотря на усталость, сон не приходил. Тогда Гедер встал с постели — радуясь мысли заняться чем-то запретным, особенно если знаешь, что тебе за это ничего не будет.

Он зажег три свечи — каминное пламя слегка закоптило их дымом — и поставил у постели. Затем влез в тайник, где держал немногие личные вещи, принесенные сюда оруженосцем, и достал книгу в потрескавшейся обложке — последнюю из купленных и уже прочитанную. Пассаж, который его заинтересовал, он отметил при чтении, чтобы потом было легче найти.