— Сам, наверное, попробовал уже эту Люсю?

— Честно? Не без этого! Но только раз. Не девка — огонь!

— А чего ж дальше не стал… продолжать знакомство?

— Да так, запил как-то, уж и не помню с чего, да и забросил гулянки, сам понимаешь, когда бухаешь, до баб ли? А потом сунулся, а она с фельдшером. Мужичок — тьфу, но… раз занято, так занято.

Александр растоптал окурок.

— А сейчас, значит, свободно?

— Сейчас да! И, кстати, она давно ни с кем не гуляет. Но перед тобой не устоит, отвечаю!

— Спасибо тебе за заботу, Федь! Ты всегда был настоящим другом, но иди-ка ты домой один, а у меня дела. Все! Разговор окончен! Пока!

Молот лишь покачал головой:

— Ну ты даешь! Тебя в Афгане, случаем, не контузило?

— Иди, Федь!

Александр обошел огромную фигуру друга детства и продолжил путь к саманной, выкрашенной белой известкой избе Клавы Бородиной. Она как раз сидела, лузгая семечки, на скамейке за густым кустом сирени.

— Привет, Клава!

— Саня? Откуда ты взялся?

— Из дома, понятно!

— Идешь к кому в гости?

— Уже пришел!

Клавдия удивилась так, что подавилась семечкой. Откашлявшись, произнесла:

— Не поняла?

— Постояльцы твои дома?

Вопрос вызвал разочарование Бородиной, уже начавшей поправлять прическу.

— Так вот ты к кому пришел? А я подумала, неужто ко мне?

— Не к тебе, Клава! Да у тебя вроде и жених есть?

Женщина вздохнула:

— Жених, конечно, знатный, что и говорить, но на безрыбье и рак щука. А постояльцы дома, где ж им еще быть? Пацан, наверное, спит, а старушка телевизор смотрит, вон видишь, в комнате экран светится.

— Почему это она старушка?

— А кто ж? Ей под шестьдесят, если не более. А ты че, к ней?

— К ней!

— Нет, серьезно?

— Серьезно, только не за тем, о чем ты сдуру подумала.

— А че я? Я ничего! Мне-то какая разница?

— Так я пройду?

— Проходи!

На пороге Александр обернулся, спросил:

— Завтра о моем визите вся деревня знать будет?

— А ты как хотел? Я-то промолчу, не волнуйся, так другие скажут, у нас ведь как, Сань? На одном конце кашляешь в кулачок, на другом услышат.

— Ну и черт с ними. Мне все равно.

— А все равно, так чего маешься? Заходи, коль пришел!

Александр, миновав сени, вошел в небольшой предбанник, заменяющий кухню, постучал в дверь, ведущую в горницу. Ее открыла Лидия Тимофеевна.

Увидев Калинина, удивилась:

— Вы? А я-то думаю, кто это стучит? Хозяйка не стала бы, да и никто другой из ее гостей. А это вы? Но…

Александр не дал ей договорить:

— Извините за поздний визит, я ненадолго и сейчас все объясню. Пройти в комнату разрешите?

— Да-да, конечно! Проходите, только потише, Сережа только что лег, а я вот фильм смотрю.

Калинин присел у круглого стола.

— Еще раз извините, Лидия Тимофеевна, у меня к вам будет один-единственный вопрос.

— Да?

— Вы случайно фотографии дочери с собой не носите? Ну, знаете, иногда так бывает…

Женщина вновь, как и на озере, внимательно посмотрела на офицера.

— Да, у меня в паспорте всегда фотография Валеры, Сони и еще маленького Сережи.

— Позвольте взглянуть?

— Пожалуйста!

Лидия Тимофеевна достала сумочку, из нее паспорт, из паспорта извлекла фотографию, протянула ее Калинину. С сильным волнением Александр взял снимок. Взглянул на него и тут же положил на стол, откинув голову назад. Женщине показалось, что офицер издал стон. Она спросила:

— Соня и есть та женщина, с которой вы знакомы?

— Да! Это она! Я чувствовал это, понимаете, чувствовал, Сережа мне сразу напомнил кого-то знакомого. Сначала я не определил, а вот когда вы рассказали историю своей семьи и потом мальчик взглянул на меня, это после случая с пиявками, в нем я увидел ту… которую узнал в Афганистане. Но меня сбил номер полевой почты. Госпиталь, в котором сейчас служит Соня, носит другой номер. А потом я подумал, ведь ее же могли перевести. Такое часто бывает, особенно по прибытии «за речку», когда штаты комплектуют. Ну, а затем я предположил, что у вас может быть фотография дочери. Поэтому и пришел. Теперь я убедился, что ваша дочь и женщина, с которой я случайно познакомился в госпитале, одно и то же лицо. Оказывается, не так уж невероятны кажущиеся с первого взгляда абсолютно нереальными обстоятельства. Вот такие дела!

Лидия Тимофеевна присела напротив Калинина. На телевизор она больше не обращала никакого внимания.

— Скажите, Саша, вам действительно небезразлична Соня? А почему? Вы не просто знакомы с дочерью?

— Нет-нет. Мы на самом деле познакомились случайно и общались непродолжительное время… да…

Александр потер лоб, словно пытался снять внезапно возникшую боль. Он вспомнил, КАК они познакомились, и ему стало до слез обидно, что именно таким образом они познакомились. Но офицер справился с эмоциями, продолжил:

— Да, вы правы, мне небезразлична Соня. И это я понял лишь сейчас. Только, пожалуйста, не спрашивайте больше ни о чем. Я не смогу ответить. Не потому, что не хочу, а потому, что не смогу. Извините, что-то мне опять нехорошо, наверное, простудился. Спасибо вам большое, и до свидания.

Калинин поднялся, вышел из комнаты, затем из дома.

У калитки продолжала сидеть Клава. Увидев Александра, ухмыльнулась:

— Что-то ты быстро, Саня!

— Клав! Ведь ты же нормальная баба, не то что некоторые, ну зачем говоришь пошлости? Зачем пытаешься казаться хуже, чем есть на самом деле?

— Да ты что, Сань! Я же так, шутя. Что я, не понимаю? Слушай, а чегой-то ты белый как мел? Тебе плохо?

— Не знаю! Сам не пойму! Ну, я пойду! Пока.

— Может, проводить?

— Сам дойду! Я не болен! По крайней мере, физически.

— Не пойму я что-то.

— А тебе, Клав, и не надо ничего понимать. Тем более я сам себя не пойму пока!

Бородина удивленным взглядом проводила уходящую в темноту улицы фигуру офицера. Вздохнула:

— Никак голову Сашка повредил на войне этой!

На следующий день Александр снова пришел на озеро. Пришел налегке, без рыболовных снастей. Еще со спуска увидел стоящую на берегу Лидию Тимофеевну. Значит, Сережа, как всегда, рыбачит. Направился к купальне.