Алтан не присоединился к ней в загоне, как у него вошло в привычку, держался на расстоянии. Ходил вокруг гэра, собирал принесенный ветром хворост. Ганбаатар играл со своим орлом. Время от времени Хана перехватывала взгляд Алтана, но мальчик быстро отводил глаза. Моримото, сидя на стуле, разобрал пистолет и принялся его чистить, методично протирал каждую деталь и аккуратно клал к остальным на коврик.

Ганбаатар отпустил орла, и тот с победным клекотом взмыл в небо. Все наблюдали за птицей. Благоговейную тишину нарушил Моримото:

– Правда, замечательное создание?

Он говорил по-японски. Хана знала, что он обращается к ней, ждет ее реакции, но она не сводила глаз с орла.

– Он взял его птенцом, – продолжал Моримото, ничуть не обескураженный ее молчанием. – А теперь это его глаза, его оружие – охотник, который кормит их в лютые холода.

Орел описывал концентрические круги, все шире и шире. Он мог бы улететь навсегда, но не делал этого. Впору подумать, что его держала невидимая веревка, которую медленно приспускал Ганбаатар.

– Он спит с птицей в шатре, кормит с руки, баюкает. Это член семьи, важнее даже жены и ребенка.

При этих словах Хана все-таки посмотрела на Моримото. Ей странно слышать, что птица ценится выше жены и детей. Она не понимала, правда это или Моримото просто хочет выставить монголов дикарями. Но тут вспомнилось их нежное отношение к пони, как животные трусят за человеком, будто утята за мамой-уткой, как ласково и заботливо обращается с живностью по утрам Ганбаатар. Наверное, все-таки правда.

Ганбаатар позвал орла, и тот, издав пронзительный крик, послушно сел ему на руку. Парень почесал орлу грудь и унес в гэр.

Остальные монголы кивнули Моримото и направились в сторону макового поля. Хана торопливо подхватилась следом, чтобы не оставаться наедине с Моримото, но тот заступил ей дорогу:

– Куда это ты? – От него пахло железом и смазкой.

– У меня дела в поле. – Она смотрела через его плечо на затылок Алтана, мечтая, чтобы тот остановился и подождал ее.

– Твои дела тут закончились. – Моримото подтолкнул Хану ко входу в гэр.

Ей было понятно, чего он хочет, – только об этом и думал, пока ехал назад. Если не возражать, то он управится быстро, насытится и она сбежит от него в поле.

На пороге она задержалась, ухватившись за стойки, ногти впились в дерево. Моримото откинул полог и попытался втолкнуть Хану внутрь. Она все цеплялась за дверную раму.

– Разве ты не скучала по мне? – Моримото улыбался – явно искренне, словно и не был ее врагом. Она не понимала выражения его лица. – Ну? – Очевидно, он ждал ответа.

Хана облизнула губы, прикидывая, что сказать. В голову ничего не шло. Она тупо смотрела на него. Моримото потемнел лицом. Дернул ее за руку и тычком втолкнул в гэр.

Там он швырнул ее на земляной пол и развязал шелковый пояс, подарок Алтана. Хана лежала неподвижно, привычно ускользая в безжизненность. Покорность – не главный ли инструмент всех проституток? Он целовал ее в шею. Не сопротивляется – значит, согласна.

Чутье подсказывало Хане лежать смирно, иначе он сделает ей больно, а то и убьет. Задушит, и родных она так и не увидит. Перед глазами всплыло лицо Алтана. Его она тоже не увидит. Она ощутила странную грусть.

Моримото впился в губы, но отклика не нашел. – Я думал, ты по мне больше изголодалась, – буркнул он.

Хана закрыла глаза, не желая его видеть.

– Я тебе кое-что привез, – прошептал он в ухо. – Отдам после.

Моримото не пропустил ни дюйма ее тела – с таким же тщанием он чистил пистолет. Все это время Хана не открывала глаз. Она установила новый рекорд: задержала дыхание, досчитав до ста шестидесяти трех, и чуть не потеряла сознание.

* * *

Пока она одевалась, он раскуривал трубку. Взгляд его остановился на поясе. Не желая привлекать внимания еще больше, Хана не стала завязывать тщательно, двойным узлом, но предосторожность не помогла.

– Откуда это?

– Монголка дала, у меня одежды не было. Она сожгла тряпье, в котором ты меня привез.

Отвернувшись, она быстро натянула сапоги.

Он пососал трубку.

– Я не про платье. Про пояс. Это шелк?

Он поманил ее к себе.

Хана медлила. Он повел бровью. Глядя в пол, она приблизилась. Опустилась перед ним на колени. Моримото потер в пальцах шелковую ткань, словно оценивая качество. Затем пристроил трубку на колено и принялся развязывать пояс. Хана испугалась, что он снова на нее накинется. Моримото развернул пояс, разглядывая.

– Это почетный узор, – сказал он задумчиво. – Так кто тебе это дал?

– Разве важно?

– Да. Это подарок. И ценный.

– Наверное, они щедрее, чем ты думал.

Он опустил пояс и изучающе посмотрел на Хану. Она поежилась под его хищным взглядом.

– Женщины не носят пояс. Так они доступнее, – ухмыльнулся наконец Моримото. – Поэтому кто бы тебе его ни дал, он сделал это неспроста.

– Монголка носит.

– Да, но у нее он специальный, для инструментов. А этот… скорее для украшения, да?

Он замолчал, хотя его глаза изобличали ее во лжи. Молчание пугало Хану. Наконец Моримото рассмеялся и швырнул ей пояс. Тот упал на пол. Хана не подняла. Моримото пыхнул трубкой, выпустил в девушку струю дыма. У Ханы заслезились глаза, она закашлялась.

– Так кто-то тут на тебя глаз положил? И кто же? Приятель Ганбаатара? Или мальчишка? Кому вдруг захотелось тебя загрести?

Хана лихорадочно соображала. Она боялась за Алтана. Придется рассердить Моримото – тогда он, может, направит гнев на нее.

– Они не такие, как ты. Ты один считаешь меня своей вещью, хотя знаешь, что я готова на все, только бы от тебя избавиться.

Моримото резко выпрямился. Хана замерла в ожидании удара. Но он улыбнулся – змея, готовая к броску.

– Мы пробудем тут с тобой весь день, если хочешь. Или скажи, кто тебе это дал.

Она все смотрела на лазоревое и золотое шитье. Сердце разрывалось от внезапной острой тоски по дому.

– Утром мы уедем, – сказал Моримото. Так и не получив ответа, добавил: – Пусть помечтает еще ночку о вашем будущем, которому не бывать.

Слова его сокрушили Хану. Внутри все оборвалось. Внешне она осталась бесстрастна, но сердце будто вспыхнуло огнем.

– Почему я должна ехать с тобой?

Если внезапный вопрос и застиг его врасплох, Моримото не подал виду. Он невозмутимо выпустил клуб дыма, снисходительно повел рукой.

– Ты мне нужна. Только с тобой я забываю про мое горе.

Про его горе?! Ночами напролет в борделе он заставлял ее слушать его нытье, а ей хотелось одного – уснуть. Моримото являлся призраком, выдергивал ее из забытья, требовал, чтобы она его обслужила. А потом заставлял слушать. Хана с трудом сдержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо. Моримото коснулся ее щеки. Опять примется рассказывать свою историю, а ей снова придется слушать.