– Американцы убили мою семью, – лицо у него сделалось отрешенным, – жену и маленького сына. Перед войной я отправил их в Калифорнию, чтобы они там были в безопасности.

Плечи его поникли. Ничего такого он прежде не говорил, ни разу о семье не рассказывал.

– Как они умерли? – вырвалось у Ханы.

Моримото глубоко вдохнул и медленно-медленно выдохнул. Хана испугалась, что все-таки разозлила его.

– Япония нанесла по Америке бомбовый удар. Ты знала об этом? Потопила их корабли на гавайской военно-морской базе. Удар был оборонительный, чтобы вывести их из войны, но это не помогло. В отместку всех японцев, что жили в Америке, объявили шпионами и предателями. Согнали в лагеря, лишили имущества и домов, заставили жить в этих свинарниках. Мой сын умер от голода, а жена с горя повесилась. Я оставил свою семью ради императора.

Хана пыталась представить скорбь, что охватила его при известии об их гибели. Моримото отправил семейство в Америку, чтобы спасти, а получилось, что тем самым обрек их на смерть. Она вгляделась в его лицо, но, как ни старалась, не увидела человека, достойного жалости. В нем не было ничего человеческого, все давно умерло.

– Увидев тогда тебя на берегу, я понял, что это дар богов. Я уверен, что они послали тебя мне, чтобы ты родила мне нового сына.

Он никогда ее не отпустит. Хану замутило от осознания этой неотвратимости. Но она сбежит, когда он будет этого ждать меньше всего. Картины замелькали в голове – вот она убегает с ребенком на руках. Его ребенком. Нет, она скорее умрет, чем родит это дитя. Или убьет Моримото.

Он положил на колено трубку и достал из кармана кошелек. Следя, как он его открывает, Хана вообразила, что внутри ее фотография. Мысль была глупая, но она помогла изобразить заинтересованность.

– Это тебе. – Моримото с гордостью жениха вынул два золотых браслета.

Хана с досадой смотрела на украшения. Моримото надел браслеты на ее худые запястья. Они щелкнули, и звук напомнил Хане кандальный звон.

– Нравится? – спросил Моримото.

Хана знала, что его устроит простой кивок. С огромным трудом она дернула головой.

* * *

На маковом поле Хана держалась особняком. Боялась, что Алтан и другие учуют запах недавнего соития. Вдруг они тоже обратятся в животных, если поймут, кто она для Моримото? Нож, вчера легкий, налился тяжестью, рукоять впивалась в ладонь, когда Хана рассекала маковые коробочки. Моримото болтал с отцом Алтана, но то и дело поглядывал в ее сторону.

Мимо прошел Алтан. Его тень коснулась ее, но Хана даже не повернула головы. Она быстро двинулась в противоположную сторону. Начав идти, она все не могла остановиться. Ноги жили собственной жизнью, и вскоре Хана вышла из макового поля, направляясь к горам. Необъятный скальный массив манил, и она не в силах была игнорировать его зов. Моримото следовал за ней, но Хана не останавливалась.

Моримото ехал верхом на пони. Он обогнал ее, перегородил путь, она обогнула его, но он опять повторил маневр. Это была игра в кошки-мышки, но Хана не собиралась исполнять роль жертвы. Она не побежит. Она снова и снова терпеливо обходила пони. Моримото надоело играть, и он спешился. Пони тут же повернул назад, в маковое поле, к хозяевам. Моримото схватил девушку за локоть, потащил назад. Она упиралась. Он обхватил ее. Хана забилась, как рыба в уверенных руках рыбака, но тщетно, потому что рыбак всегда голоднее рыбы, у нее нет шансов. Вот так же голоден был Моримото, ей от него не уйти.

– Не заставляй меня связывать тебя у них на глазах. Я свяжу, но мне не хочется. – Он прерывисто дышал ей в ухо.

– Мне все равно. Пусть видят, кем ты меня считаешь. Животным.

– Нет, не животным, а женой. Еще не поняла? – Он хотел ее поцеловать, но Хана увернулась.

– У тебя была жена. Она умерла. Ей повезло.

Он ударил, и она упала. Кровь хлынула из носа, затекая в рот. Хана слизнула ее с губ. Вкус напомнил, что в ней снова есть сила.

– Я никогда не стану твоей женой. – Она сняла браслеты и швырнула ему в лицо.

– Ты посмотри вокруг, – он раскинул руки. – Куда ты денешься?

Моримото засмеялся, запрокинув к небу лицо. Затем покачал головой, будто жалея Хану за бестолковость. Подобрал браслеты, протянул ей раскрытую руку. Она плюнула в нее. Он помедлил, выпрямился. Не сводя с нее глаз, слизнул плевок. Затем направился к маковому полю.

Хана не сразу последовала за ним. Долго смотрела на горы, размышляя. Утром он ее увезет, а потом они заживут как муж и жена. Начнется жизнь в клетке. Алтан неподвижно стоял среди маков, выражения лица не различить, но смотрел он на нее. Он не двигался, пока Хана не вернулась к остальным. В глазах его она прочла вопрос, но промолчала. Этот мальчик слишком юн и невинен, чтобы понять происходящее. Он прожил на свете меньше, чем пережила за последние месяцы она. Не поднимая глаз, Хана принялась методично надрезать маковые головки.

* * *

Вечером в гэре не пели. Отец Алтана и Моримото обсуждали какие-то планы, а Алтан сидел, нахохлившись, в углу. Хана перебирала события последних дней. Они листьями кружили по бесконечной спирали. Хана была воронкой, которая затягивала их. Уж если ей не суждено увидеть дом, она могла бы обрести счастье здесь, и эта мысль ее напугала. Она готова пожертвовать матерью, отцом, даже сестрой – только бы никогда не видеть ни Моримото, ни ему подобных.

Когда принялись укладываться спать, Хана поразилась тому, что Моримото пригласили в семейный гэр. Он улегся рядом с Алтаном по другую сторону печки. Его присутствие угнетало. Оно нарушило покой, который Хана обрела среди этих людей. Она попробовала восстановить то первое чувство, но память отказывала, будто воспоминания стерли. Хана смотрела в темноту гэра, в голове набирала силу мысль, и вот она уже пульсировала, заглушая все:

“Я знаю, где мать Алтана держит ножи”.

Хана отчетливо видела нож, который ей нужен. Короткий, с костяной рукояткой и самый острый – им пользуется Алтан. Он одолжил его в первое утро на маковом поле. Лезвие взрезает маковы коробочки легко, быстро, точно. Нож отлично лежал в руке, его и не сразу заметишь. Можно подобраться к Моримото, спрятав оружие в длинном рукаве, опуститься подле него на колени – он ничего не заподозрит, а потом будет поздно. Трудностей не возникнет – это как срезать с рифа моллюска. Один аккуратный разрез, глубокий и выверенный, – и она обретет свободу.

Хана представляла, как вонзает лезвие в горло, как оно скользит слева направо. Прикинула, с какой силой надо нажать, чтобы разрезать плоть. Она рисовала себе эту картину, пока рука не начала летать, отрабатывая быстрые, уверенные удары.

Хана беззвучно оттолкнулась от мягкой меховой подстилки, и вот она уже на коленях. Выждала – вдруг кто-то уловил ее движение. Мужчины похрапывали, между руладами слышалось ровное дыхание матери Алтана. Сам Алтан лежал у стены неподвижно. Хана встала, обвела взглядом круглое помещение. Храп обнадежил ее. Сама она дышала тихо и глубоко, усмиряя барабанный бой сердца. Обогнула мать Алтана и осторожно пробралась к стене.