– Но я же вижу, что это не так, – тепло отозвался Скэриэл. Он мастерски вил из меня верёвки.

– Я злюсь… – собравшись с мыслями, произнёс я, – когда ты уходишь к чистокровному.

– Джером, ты должен понимать, что Готье нужен нам, – устало выдохнул он, как будто объяснял прописные истины.

Скорее нужен тебе. Я закусил губу, уткнувшись ему в шею. Скэриэл погладил меня по спине, а я готов был возненавидеть себя за то, что утром надел толстовку.

– Ты предложишь ему клятву на крови?

– Пока не знаю. Не в ближайшее время. Сейчас очень сложно сказать, что будет дальше. Его отец запретил нам дружить.

– Разве это проблема для тебя? Ты можешь заразить его, – проговорил я, сам толком не понимая, что несу, но в эту секунду Скэриэл отпрянул, крепко сжав мои плечи.

– Ты думаешь, это так легко – убить кого-то? – произнёс он, грозно нахмурив брови. – Смерть Уильяма Хитклифа только ухудшит ситуацию. Если Готье потеряет отца, то его и Габриэллу, как несовершеннолетних, отдадут под опеку родственникам. Гедеон не сможет один их вытянуть. Есть большая вероятность, что Готье придётся переехать, и тогда весь мой план пойдёт насмарку.

– Прости, я не подумал об этом.

– Я знаю, что тебе не нравится Готье, но не наделай глупостей, – сурово произнёс Скэриэл, отсаживаясь от меня. – Вся семья Хитклиф важна для того, чтобы мой план сработал.

– Кто-то… – неуверенно начал я. – Кто-то уже пытался заказать его отца?

Скэриэл кивнул и медленно улёгся мне на колени.

– И что ты сделал? – Я нерешительно дотронулся до его волос, отчего Скэриэл зажмурился, как довольный кот.

– Соврал, что выполнил задание. Заказчик думает, что Уильям Хитклиф умрёт через год или полтора.

– Но что будет, когда обман раскроется?

– К этому времени сам заказчик умрёт, – довольно улыбнулся Скэриэл. Его голова покоилась на моих коленях, а я нежно гладил его по волосам, и этот момент показался мне самым интимным между нами.

– Ты не боишься, что кто-нибудь узнает о том, что ты не выполнил задание?

– Если узнают, то убьют меня. Пуля в лоб или ножом по горлу, – сонно проговорил Скэриэл. – Я не бессмертный. Мне, как переносчику смерти, не страшно умирать. И на моей могиле можно будет написать: «Прекрасный лицом, гнусный душою», как Карамзин писал про Фёдора Басманова, – зевнул он и добавил: – Это фаворит Ивана Грозного.

Я в очередной раз не понял, о ком он говорил, но сейчас меня это не тяготило. Кажется, отсутствие полноценного сна дало о себе знать.

– Ты правда красивый, – невольно проговорил я, продолжая гладить засыпающего Скэриэла.

– И душа у меня правда гнусная, – усмехнулся он, не открывая глаз.

– Господин Готье, Кевин сейчас собирается уезжать, – приоткрыв дверь, тихо сообщила Сильвия. – Быть может, вы хотите попрощаться с ним?

Я притворился спящим, потому что не знал, как реагировать на это известие. Она постояла ещё секунд десять в дверях, раздумывая, разбудить меня или оставить всё как есть. Мысленно я молил, чтобы она поскорее покинула мою комнату. Сильвия вздохнула и прикрыла дверь, оставив меня один на один с тяжёлыми думами. Меня бросало в дрожь, и я не мог понять, было ли этому виной моё скверное состояние, ведь вечером я слёг с температурой, или мне просто стыдно, потому что увольнение Кевина оставалось на моей совести.

Часовая стрелка приближалась к девяти, а я целенаправленно прогулял сегодня лицей. В другие дни я и помыслить не мог, что пропущу занятия, даже если бы лежал на смертном одре, но вчерашний несправедливый поступок отца выбил меня из колеи. И всё же я хотел увидеться с Кевином и извиниться. Ни за что не прощу себе, если он оставит дом, не выслушав мои никчёмные извинения, которые, как мы оба понимали, ничего не изменят.

Я поднялся с чугунной головой. Ослабленное тело предательски дрогнуло, но я вылез из тёплой постели, натянул свитер и брюки, удачно попавшиеся под руку, затем выглянул в окно и увидел, что Кевин стоит у ворот и разговаривает с Сильвией, Кэтрин и Фанни. Рядом с ним стоял небольшой потрёпанный чемодан.

Я выбежал из комнаты настолько быстро, насколько позволяло моё состояние. К тому моменту, когда я оказался на улице, прошло, по моим ощущениям, не меньше часа, но, конечно, это было лишь моё воображение. Кевин выглядел поникшим, но героически пытался выдавить жалкое подобие улыбки; женщины открыто лили слёзы. Подойдя ближе, я заметил, что у Кевина тоже глаза на мокром месте.

– Господин Готье, – тихо ахнула Сильвия, как будто для неё моё появление было сравнимо с явлением Христа народу.

– Вы не дадите нам поговорить? – с надеждой спросил Кевин. Женщины понимающе кивнули и удалились. Теперь я понял, что не знаю, с чего начать. Пока я собирался с мыслями в комнате, мне хотелось многое сказать Кевину, но, оставшись с ним наедине, я стоял и, как рыба, нелепо ловил ртом воздух.

– Господин Готье, – начал Кевин.

– Пожалуйста, просто Готье, – поправил я его. Технически он больше не работал на мою семью и мог обращаться свободно.

Он улыбнулся и продолжил:

– Спасибо, что вышел со мной попрощаться. Я до последнего надеялся, что увижу тебя перед тем, как уеду.

Я с силой закусил губу.

– Мне очень жаль, что так вышло. Это только моя вина, – торопливо проговорил я, уставившись себе под ноги; поднять глаза было стыдно. – Я один виноват в том, что позволил Скэру и Оливеру вылезти в окно. Я виноват в том, что отец тебя отчитал. И только я виновен в том, что тебя уволили.

– Может, ты возьмёшь на себя ещё и Великий пожар в Лондоне? – с лёгкой усмешкой произнёс Кевин. – Постой, не ты ли тот сноб-профессор, который не пропустил Гитлера в художественную академию и сподвиг его на то, чтобы взяться за политику?

Я в недоумении уставился на Кевина. Он рассмеялся и потрепал меня по волосам.

– Ты хороший парень, Готье, и я был очень рад работать с тобой, – произнёс он, немного помолчал и добавил: – Я скажу это только один раз. Ты должен перестать брать на себя вину за ошибки других. Это так, тебе на будущее. Ты ещё слишком юн и можешь всё понимать буквально, винить себя или чувствовать, что происходит несправедливость. Это нормально. Но в сложившейся ситуации нет одного виноватого. Это просто неудачное стечение обстоятельств. Не злись на отца, он делает то, что считает правильным. Нельзя научить старую собаку новым трюкам.

– Но… ты ни в чём не виноват.

– Готье, ну что ты заладил, – мягко пожурил меня Кевин. – Если тебя это успокоит, то я виноват в случившемся больше, чем ты. Я закрыл глаза на ваши игры, уговорил Сильвию молчать. Ты ещё такой ребёнок, Готье, хоть и пытаешься вести себя как наследник семьи Хитклиф. Между нами говоря, я бы хотел, чтобы ты вёл беззаботную жизнь.