По телевизору показывали ее фотографию, причем не фотографию ее нынешней, успешной, стильной, неприступной Валерии Михайловны Кукушкиной.

А ее школьную фотографию.

* * *

Судорожно нащупав где-то пульт управления, Лера нажала нужную кнопку, и на весь конференц-зал прогремела тревожная, гнетущая музыка, и полный пафоса густой мужской голос произнес:

– …убийства молодых женщин! Но кем же оказался этот зверь, наводивший страх и ужас на провинциальный город? На совести которого было уже три жертвы и который планировал четвертое убийство, жертвой должна была стать лучшая подруга его собственной дочери! Смотрите об этом сразу же после рекламы. Оставайтесь с нами. «Русское криминальное чтиво».

Пошла заставка «Русского криминального чтива», а затем началась тягомотная рекламная пауза.

Никогда еще Лера так не ждала окончания рекламной паузы, как в этот раз. «Русское криминальное чтиво» было плохо сляпанным, но пользовавшимся большой популярностью псевдодокументальным сериалом на одном из федеральных каналов, специализировавшемся на презентации разнообразных, намеренно выставленных в сенсационном свете, историй реальных преступлений.

Наконец снова раздалась тревожная музыка, и густой мужской голос продолжил:

– А теперь перенесемся в типичную постсоветскую семью Кукушкиных: отец, бабушка и школьница-дочка…

Опять возникла фотография Леры, и та оцепенело наблюдала за тем, как по телеканалу подавалась история ее собственной семьи.

История совершенно лживая, сводившаяся к тому, что ее отец, жуткий монстр и серийный убийца, терроризировал ее родной город, совершая одно убийство за другим.

Возникла фотография Лариски, а потом пошли кадры с газетным интервью, тем самым, которое тиснула подручная Кирилла, эта бесстыдная журналисточка и наверняка его бывшая пассия. Хотя кто сказал, что бывшая? Уж не на ней ли Кирилл собирался тогда жениться?

Если вообще собирался.

Как же ее звали? Кира? Вика? Нет, Катя! Да, точно, Катя!

Воспоминания многолетней давности, те самые, которые, как была уверена Лера, навсегда ее оставили, вдруг всколыхнулись в ее памяти, и на сердце сделалось так больно, что она ощутила: по лицу снова потекли слезы.

Как давно она не плакала? Ну да, с момента похорон Эм-Эм…

А в «Русском криминальном чтиве» обсасывались подробности, по большей части лживые и явно выдуманные, ее семейной жизни. Бабушку отчего-то изобразили выжившей из ума старушенцией, которая не замечала, что вокруг нее происходило, а саму Леру – жертвой отца-маньяка, который, и густой закадровый голос особенно это смаковал, в течение многих лет подвергал ее сексуальному насилию.

– Но как же провинциальному городу удалось избавиться от всевластия жуткого маньяка? Как поймали этого нелюдя, который держал его в страхе и загубил столько невинных душ? И, самый главный вопрос: что же произошло с дочкой маньяка? Смотрите об этом сразу же после рекламы. Оставайтесь с нами. «Русское криминальное чтиво».

Пошла рекламная музыка, и Лера немедленно выключила телевизор.

Сидя в кромешной темноте, она прислушивалась к биению собственного сердца.

Да, она похоронила своих мертвецов, но кто-то решил их выкопать.

Просидев так невесть сколько и чувствуя, что дрожит, Лера вдруг поняла: рекламная пауза давно прошла.

Она быстро включила программу и застала последние ее секунды.

– …И в провинциальный город вернулась прежняя безмятежность, и всепоглощающий страх теперь, после самоубийства серийного убийцы в СИЗО, окончательно исчез. Как исчезла и дочка маньяка, Лера Кукушкина, которая в спешном порядке, в приступе беспричинной ярости разгромив собственную квартиру и, по словам бдительных соседей, попытавшись, впрочем, безуспешно, поджечь весь жилой дом, уехала куда глаза глядят. С тех пор миновало много лет, и след дочери маньяка затерялся. Никто о ней ничего не слышал, в свой родной город она так и не вернулась. Где ты, Лера Кукушкина? Начала ли она где-то новую жизнь, не исключено, под фальшивым именем? Сумела ли она забыть ужасы прошлого, связанные с ее отцом-маньяком? Или по злой иронии судьбы, не исключено, сама стала жертвой одного из серийных убийц?

Снова раздалась гнетущая музыка, побежали финальные титры, и закадровый голос стал рекламировать новую серию о банде фальшивомонетчиков брежневских времен.

Смотря на мельтешащий экран, Лера громко спросила:

– Да, где ты, Лера Кукушкина?

Если бы сляпавшие этот криминальный псевдодокументальный сериал хотя бы удосужились произвести небольшое расследование, то сразу бы вышли на нее.

Но ребятки трудились явно спустя рукава, не удосужились даже поверхностно прошерстить имеющиеся факты, а собрали слухи, сплетни и сенсации, приправили их чернухой и клубничкой, домыслили всякой чуши и пустили это в эфир.

Профессионалы, так сказать.

Ведь она не меняла ни имени, ни фамилии. И ни от кого не скрывалась, хотя, конечно, не говорила ни с кем о своем прошлом.

Другие ведь тоже не говорили о своем прошлом, а оно было у каждого.

И у каждой.

Почему, собственно, тогда именно она должна была говорить?

Ведь она похоронила своих мертвецов.

И вот они, вытащенные из могил, снова пустились перед ней в жуткий, конвульсивный танец.

Танец смерти.

* * *

Эта история надолго выбила Леру из колеи. На работе она, обычно сдержанная и терпеливая, накричала на одного из сотрудников, причем совершенно без причин. Забыла о бизнес-встрече. Не перезвонила крайне важному человеку, хотя обещала это сделать.

Раньше с ней такого не происходило.

Даже Феденька во время чтения книжки перед сном заметила:

– Мамочка, а почему ты такая злая?

Лера, прижав к себе дочку и осыпая ее поцелуями, ответила, еле сдерживая слезы:

– Мамочка не злая, она просто уставшая…

Дочка резонно заметила:

– Мамочка, но тогда возьми отпуск!

Но ведь у нее столько работы, дел невпроворот, новые проекты, постоянные встречи, презентации, опять встречи, опять презентации.

Феденька же, прильнув к ней, продолжила:

– Мамочка, ты же босс!

Ну да, даже семилетняя дочка была в курсе того, что она босс, значит, могла взять себе отпуск в любое время и на любой, какой ей заблагорассудится, срок.

Могла, но никогда этого прежде не делала.

Только, собственно, почему?

– Мамочка, ну, почему ты плачешь? Не плачь, мамочка!