Та же спокойно ответила, глядя ей прямо в глаза:

– Ну, а тогда в чем же заключается твой вопрос?

Поставив свой еще полный бокал на поднос проходившего мимо официанта, та заявила:

– У меня есть к тебе отличное деловое предложение. Та сумма, которую я предложу тебе в качестве отступных за твой канал…

Лера прервала ее:

– Я не заинтересована!

Дочка босса, снова дернувшись, в раздражении заявила:

– Но ты ведь даже не выслушала, что я хочу тебе предложить!

Лера, продолжая смотреть ей прямо в глаза, ответила:

– Поэтому-то я и не заинтересована. Кстати, как насчет того, чтобы это я приобрела твой холдинг, который, как мы все отлично знаем, на ладан дышит?

Последнее хоть и не соответствовало действительности, но не было и таким уж большим преувеличением, однако целью Леры было позлить дочку босса, и ей это удалось. Та, развернувшись и даже ничего ей не сказав, шурша платьем, удалилась прочь.

Лера не тешила себя надеждой, что на этом все закончится: речь шла даже не о финансовых делах, и не о бизнес-приобретении, а о мести.

Дочка босса желала ей отомстить и наверняка была готова поставить на кон все, чтобы осуществить свой план.

План, который наверняка был далеко не самым мирным.

Спутник Леры, патлатый начинающий фотограф, все время кокетничавший с известной пожилой актрисой, вернулся, держа в руках два бокала (один с шампанским, для себя, и другой с соком, для Леры).

– Лерусик, ну вот и я! Что это у тебя вид такой недовольный? Неужели так меня заждалась?

Посмотрев на своего спутника и поняв, что и с ним, увы, придется расстаться (впрочем, он наверняка уже нашел ей замену: пожилая актриса так плотоядно смотрела ему вслед, что беспокоиться за его светлое будущее не требовалось), Лера произнесла:

– Я же просила не называть меня Лерусиком!

Спутник, тряхнув гривой волос, протянул:

– Ну, не Валерией же Михайловной!

Ну да, расстаться, лучше всего прямо сейчас!

Делать этого Лера не стала, хотя ее так и подмывало это осуществить, и позволила отвезти себя домой, за город, однако отвергла все попытки спутника по дороге поцеловать ее, а потом заняться и кое-чем погорячее.

– Извини, но я устала. И ночевать у меня ты не будешь, разве не помнишь нашу договоренность?

Договоренность, которая не только для нее, но и для всех ее мимолетных друзей гласила: никаких ночевок в доме Леры.

И никаких знакомств с Феденькой.

Ей не требовался папа – хотя с чего она это взяла? Ну да, конечно, сама приняла решение и сама придерживалась этого установленного много лет незыблемого правила.

У Феденьки была только она, мама, и никакого отца.

Никакого.

Спутник, который, впрочем, не настаивал, усмехнулся.

– Ну, я тогда тебе завтра позвоню? Заехать за тобой к тебе на фирму?

Лера ответила:

– Я тебе сама позвоню. На днях.

Прекрасно зная, что никогда больше не сделает этого. И едва тот, явно разочарованный, отбыл, заблокировала его номер в своем мобильном.

* * *

А потом, сидя в залитом мрачным светом кабинете перед ноутбуком и просматривая последние двадцать семь новых электронных сообщений, вдруг поняла, что, в сущности, одинока.

Ну нет, как же одинока? У нее есть Феденька, у нее есть Федор Б. Крылов, его Маша и их близнецы, Федор и Феодора, ну, то есть Федяка и Феденька. У нее имеется любимая работа, собственный телеканал, коллеги, которые заменили ей семью…

Ну да, заменили. А вот как обстояло дело с семьей настоящей?

Но они и были ее семья – самая что ни на есть настоящая!

Чувствуя, что работать она в ту ночь больше не в состоянии (и кто вообще сказал, что она должна так допоздна работать – ну да, опять же, она сама!), Лера из кабинета перешла в смежную комнату, оборудованную как конференц-зал и, опустившись в кресло, включила огромный телевизор.

Чего обычно никогда не делала.

А затем сходила на кухню, отыскала, правда, не без труда, бутылку испанской риохи (алкоголь она сама не употребляла), откупорила ее и, едва по инерции не прихватив с собой бабушкину чашку, из которой пила каждое утро, взяла вместо этого бокал, который наполнила до краев, и с бутылкой под мышкой вернулась в конференц-зал.

Усевшись перед телевизором, вытянув ноги и потягивая риоху, Лера задумалась.

Это что, кризис среднего возраста? Как-то рановато…

Бокал незаметно опустел, и Лера быстро наполнила его снова. По телевизору, звук которого был выключен, что-то мельтешило, она переключала с канала на канал.

Второй бокал опустел еще быстрее.

Поднимая бутылку и чувствуя, что она уже опьянела, Лера вдруг заметила, что та более чем наполовину пуста.

Да она выпила сейчас столько, сколько за последние пять лет не пила!

Или даже десять?

Ну, предположим не за десять, ведь тогда она еще в школе училась…

Да, училась в школе.

Заметив, что снова подносит к губам бокал, Лера быстро поставила его на пол. А затем вдруг ощутила катившиеся по лицу слезы.

Ну да, у нее все было: и любимая работа, и собственный телеканал, и финансовое благополучие, и обожаемая дочка.

Но была ли она счастлива?

Странно, но она об этом никогда не задумывалась. Или просто не хотела задумываться?

Или даже боялась задумываться?

И вообще, кто сказал, что она должна быть счастлива? Она же достигла всего, к чему стремилась. Но, быть может, в этом и была ее проблема?

Точно, кризис среднего возраста, накрывший ее так рано, да еще в сочетании с внезапно пробудившейся страстью к алкоголю.

Нет, алкоголичкой, которая выпивает вечером сначала по бутылке риохи, потом по две, а затем переходит на кое-что покрепче, она точно не станет.

Не станет?

Лера отпихнула от себя бутылку, поднялась, ощущая, что ее шатает, и решила, что лучше всего принять ледяной душ.

Так и сделает.

И со всего размаху села обратно в кресло, и не потому, что ноги не держали ее, хотя координация была несколько нарушена, а по иной причине.

Потому что увидела на экране телевизора свою собственную фотографию.

Ну вот, допилась до галлюцинаций!

Но это была вовсе не галлюцинация.