Евгений вздохнул и достал из кармана наполненный прозрачной жидкостью шприц. Охранница, увидев шприц, задергалась, губы ее зашевелились, глаза выпучились, она попыталась отодвинуться, но была еще слаба после удара шокером. Евгений ловко уколол ее в руку, и она тотчас закаменела.

– Не бойся, – сказал он, усаживая охранницу поудобнее, – тебя только временно парализует. Посидишь часа три, потом очухаешься и будешь как новенькая. А пока прощай, у меня дела.

И он вошел в неохраняемую теперь палату.

Палата была одноместная и довольно скромная. Одна кровать, тумбочка, два стула и подвесной телевизор напротив. В углу – стойка с неиспользуемой в данный момент капельницей. На окнах – старые жалюзи, которые закрывались неплотно, так что через неровные просветы виден был темный двор больницы, по которому изредка проезжали машины «Скорой помощи».

На кровати лежал человек, закрытый по горло одеялом, он спал. Евгений подошел неслышно и что-то сделал возле кровати, затем включил свет. Загорелась тусклая лампочка, и больной открыл мутные глаза.

– Ну, здравствуй, Валерий Петрович, – негромко сказал Евгений и сел на стул рядом с кроватью.

Он спокойно наблюдал, как в глазах больного пропадала сонная муть и проявлялось сначала безмерное удивление, а потом жуткий страх.

– Узнал? – усмехнулся Евгений. – Вижу, что узнал, стало быть, с памятью у тебя все в порядке, голову в аварии не повредил. А собачка тебя покусала, конечно, качественно, но все заживет со временем, не сомневайся.

Больной пошевелился и попытался что-то сказать, но из дрожащих губ вылетел только хрип.

– Давай, соберись, Валерий Петрович, – посоветовал Евгений, – потому как разговор у нас с тобой будет долгий. Впрочем, это от тебя зависит – ежели ответишь быстро на все мои вопросы, то я уйду. А ты болей тут потихоньку. Лекарства принимай, уколы там разные, с сестричками пересмеивайся. Хотя у тебя при входе такая ведьма сидит, на нее смотреть-то оторопь берет, куда уж флиртовать. Но ты не беспокойся, Валерий Петрович, – добавил он, заметив, что больной шевельнулся, – я ее надолго нейтрализовал. Не поможет тебе твой цербер, не рассчитывай на охранницу.

– К-как ты… как ты попал… – выговорил больной непослушными губами.

– Ой, вот давай не будем пустопорожней болтовней заниматься! – отмахнулся Евгений. – Как вошел, да как нашел, будто я не знаю, куда наших сотрудников помещают, когда они ранены. Вон как тебя Тузик обработал. Хорошая собачка, трудолюбивая, что и говорить. Я ведь, Валера, профи, как и ты.

– Как ты… как ты живой остался? – Глаза у больного блеснули ненавистью.

– Ты, Валерий Петрович, расслабился, себя слишком высоко ставишь, остальных людей мелко видишь, – заметил Евгений. – Забыл, чему нас учили? По ядам-то я первый в классе был. А ты все больше по политической части успевал. Нашел небось конспект свой старый, да и взял оттуда яд, что первым в списке стоял. Его определить – раз плюнуть. Я, конечно, подстраховался, посадил своего человечка наблюдателем. Вот и все. Теперь я вопросы задавать стану.

– Ничего я тебе не скажу, – с ненавистью процедил больной и потянулся к кнопке звонка.

– Ну, это ты зря. – Евгений без видимых усилий вырвал кнопку с мясом. – Такого я от тебя не ожидал, видно, все же головку ты в аварии малость повредил.

Однако, пока он возился с кнопкой сигнализации, больной сумел вытащить из-под подушки маленький плоский пистолет и направил его на Евгения.

– Ну, стреляй! – усмехнулся Евгений. – Стреляй, коли не шутишь. Ты же знаешь – если достал оружие, надо стрелять.

Валерий нажал на курок, потом еще и еще раз, наконец отбросил пистолет, поняв, что он бесполезен, что Евгений уже успел его разрядить, пока он спал.

– Ты уж не держи меня за полного-то лоха, – спокойно сказал Евгений. – Ладно, переходим к делу. Стало быть, первый вопрос: за каким чертом ты решил меня убить? Чем я тебе помешал? Говори быстрее, это ты тут на койке больничной отдыхаешь, а мне время дорого. Некогда мне лясы с тобой точить, дел по горло…

– Ты… ты не понимаешь… – Было такое впечатление, что слова лысый выдавливает из себя с большим усилием, он побледнел, на лбу появились крупные капли пота. – Ты все равно покойник, не уйдешь от смерти…

– Ну, все мы когда-нибудь умрем! – отмахнулся Евгений. – А при нашей с тобой профессии очень вероятно, что не своей смертью. Однако, – теперь голос его звучал более жестко, – я ведь не шучу, Валерий. Раз уж у нас с тобой пошло такое противостояние, то я на все готов…

– Пы-пытать будешь? – больной слабо усмехнулся. – А вот тут ты, Евгений, Васильевич, не слишком успевал. Норовил увильнуть от практических занятий. Слабоват ты для таких зрелищ. Помню, как на первом курсе ты едва в обморок не упал, когда мы на настоящем допросе присутствовали.

– Так не упал же, – нахмурился Евгений, – к тому же времени с тех пор прошло много. Не скрываю, силовых методов не люблю, предпочитаю действовать убеждением. Или уж без крови. Так что, Валерий Петрович, не надейся, сам пытать я тебя не стану. И никого не позову на допрос с пристрастием. Ты-то думаешь, что придут люди и ты под шумок как-нибудь улизнешь. Не будет никого, я ведь мертв, – он скупо улыбнулся, – твоими, так сказать, заботами. Нет меня нигде. И здесь тоже нет. И никогда не было. Тетка та в коридоре молчать будет, ей работу потерять неохота. Это если ты жив останешься. А если мертв, то тем более. Уж не дура она последняя, чтобы самой признаться, что человека постороннего к тебе пропустила. Тем более что смерть твоя будет признана совершенно естественной, уж в этом будь уверен. Так и в свидетельстве будет сказано: остановка сердца. Бывает такое, медики знают: пережил человек сильный стресс, вот как ты с аварией да с Тузиком, вроде откачали, а потом вдруг – раз! – и сердце не выдержало… Так-то вот. Так что в последний раз предупреждаю, Валерий Петрович, давай-ка рассказывай подробно, на кого ты работаешь, кто велел тебе меня убить и за каким, как говорится, чертом. Вроде бы дорогу я никому не переходил, так что колись, гнида лысая, а то сдохнешь в этой богадельне! – Последние слова Евгений рявкнул и тряхнул кровать, так что больной невольно застонал.

– Ты не понимаешь… – прохрипел он, – это очень-очень могущественный человек…

– Кто он? Значит, это не шеф? – Евгений по привычке поднял глаза вверх. – Николай Иванович не в курсе?

– Нет. Он – нет. Он кое-что знает, но понимает все неправильно. Постарел наш шеф, живет прошлым, мыслит даже не вчерашними, а сто лет назад ушедшими категориями. На покой пора Николаю Иванычу, мемуары писать и какао по утрам пить. Утром – какао, вечером – кефир для пищеварения…

До Евгения дошло, что его собеседник нарочно уводит разговор в сторону, в этом тоже заключается искусство ответов на вопросы, проходили они и такое в школе разведки.

– Ну, раз не хочешь по-хорошему, – с грустью сказал Евгений, – придется по-плохому.

С этими словами он подошел к капельнице, стоявшей в углу.