Тарарах снизился и, выбрав выше по склону ровный участок,спрыгнул с зависшего над скалами ковра. Молодой дракон Соловья вел себянервозно. Шипел, выдыхал пламя и едва не превратил играющего комментатора внеиграющий шашлык, когда тот попытался сесть на пылесосе рядом.

– Скотина бессловесная, она и в Африке скотина бессловесная!Я-то думал: ты меня любишь! – укоризненно сказал ему Ягун.

Дракон подтвердил свою любовь еще одной струей, от которойЯгун спасся, бросившись на землю. Старый тренер заклинанием пригнул мордудракона к земле и натянул на нее пламягасительный намордник.

– Он нервничает. Советую всем держаться от негоподальше, – сказал Соловей.

– И почему он нервничает? – спросила Таня.

Ванька спрыгнул первым и помог ей не разбить днищеконтрабаса о камни.

– Поверь, повод есть! – ответил Соловей кратко и,не оборачиваясь, пошел вверх по склону.

Присмиревший Искристый тащился за ним. Заметно было, что онощущает себя не особо уверенно.

– А зачем было брать с собой дракона? Пролетатьмалыша? – напирал любопытный Ягун.

– Чтобы поймать дикого селезня, используют домашнююуточку, – таинственно прогудел Соловей.

– Искристый не очень-то похож на домашнюю уточку!

– Это потому, что ты еще не видел селезня, –сказал Соловей и никаких объяснений больше не давал.

Ягун попытался заскочить на пылесос и лететь за группой намалой высоте, но старый тренер замотал головой.

– Никакого шума!

– Почему? – спросил Ягун.

Соловей не ответил. Комментатору вновь пришлось спрыгивать спылесоса и тащить его на себе. Ягун был этим крайне недоволен. Зато довольнабыла Таня: ее контрабас Ванька нес на себе.

Шагов через сто Соловей остановился. Впереди быларастрескавшаяся скала, покрытая мхом. По цвету она напомнила Тане сероватыйскульптурный пластилин. Оказавшись у скалы, Искристый повел себя странно. Онприльнул грудью к земле и вытянул шею. Изумленная Таня увидела, как драконнежно дышит на камень. Изморозь на камне медленно таяла, соприкасаясь с теплымдыханием.

Не менее странно вел себя и воинственный Тангро.Выцарапавшись из Ванькиных рук, он задиристо покосился на Искристого, дескать:«Ну все, дылда! Ты попал!!» – и тоже стал выдыхать огонь на камень. Причем необычными кинжальными струями, а розоватыми, широкими, скорее согревающими, чемиспепеляющими.

Поведение Искристого и Тангро показалось Тане необъяснимым.Она вопросительно покосилась на Ваньку, но тот лишь загадочно улыбался. «А ведьзнает! Знает, но не скажет!» – подумала Таня с досадой.

Она хотела что-то сказать, спросить, но Тарарах положил ейруку на плечо.

– Тш-ш! – шепнул он тем бесподобным суфлерскимшепотом, который слышен даже на галерке.

– Что?

– Посмотри под ноги. Осторожно! Никаких резкихдвижений!

Таня опустила голову. В метре от ее ног скала треснула вдвух местах. Очень медленно трещины стали расползаться. Несколько секунд вглубочайшем недоумении Таня смотрела на них, пока внезапно не осознала, чтопроизошло в действительности. Скала открыла глаза.

Таня поспешно шагнула назад и – самое время. Скаластремительно взметнулась и нависла над ней. Ягун замешкался и, подброшенный надесяток метров вверх, едва успел произнести ускоренное тормозящее заклинание.

– А-а-а! Скальный дракон, мамочка моя бабуся! Я сошел сума! Усыпите меня кто-нибудь! – завопил он сверху.

– Да. Отличный скальный дракон. Немного заспанный,немного контуженный, но несколько ведер ртути приведут его в чувство, –подтвердил Тарарах.

Но дракон и без ртути с каждой секундой демонстрировал всебольшую подвижность. Скалы – или скорее то, что казалось скалами, –вздыбились. Дракон поднялся на лапы. Раскинул крылья. Полетели мелкие камни.Дракон был огромен. Искристый рядом с ним казался рахитичным недомерком,который соглашается есть манную кашу только в присутствии взбешенного папы.

Что касается Тангро, то едва ли новый дракон вообще егозамечал. Правда, упомянутые мелочи никак не мешали Искристому и Тангропребывать в полном восторге. Оба дракона носились вокруг нового и «распушалипламя», то есть выдыхали его широким негорячим веером.

Ягун, вновь уже стоящий на земле, уставился на них снедоумением.

– Что за дела вообще, а? Ничего не понимаю. Я думал:драконы, встретившись, рвут друг друга, как тузик грелку! А тут и грелка цела,и тузики смирные, как психи после укола! – сказал Ягун.

– Самцы – да. Бывает, что и рвут, – кратко ответилСоловей.

– Так, значит, это…

– Угадал!.. Это молодая симпатичная девушка, –заметил Тарарах.

Ягун красноречиво кашлянул и, склонив голову, сталразглядывать дракониху. Короткие лапы. Громадные перепончатые крылья. Мох подглазами. На шее в трещинах чешуи пророс кустарник.

– Ну да, ну да… – сказал Ягун. – Красота,она, конечно, многогранна. Однако если бы Лоткова так выглядела, я бы тихоохнул.

– Тихо у тебя бы не получилось. Ты охнул бы громко имногословно, – заверил его Ванька.

В отличие от Ягуна он немного больше понимал в драконах иразглядывал дракониху с искренним восторгом.

– Она слишком долго была в спячке. В Тибидохсе ее чешуюнатрут перцем и отполируют струей мелкого песка, – сказал он Тане с такойзашкаливающей нежностью в голосе, что ей тоже захотелось стать драконихой.

«Пусть меня тоже натрут перцем и отполируют струей мелкогопеска! И со мной он ласков, но не так! Видимо, чтобы Ванька любил тебя наполную катушку, нужно быть лягушкой с перебитыми лапками!» – подумала Таня слегкой завистью.

Тарарах и Соловей обошли вокруг драконихи.

– Думаешь, рана уже заросла? – озабоченно спросилСоловей.

– Похоже, да. Вон ту трещину над лапой видишь? Этозатянувшийся шрам, – отвечал Тарарах.

– А огонь? Как считаешь, она не утратила свой прежнийжар?

– Сейчас проверим! – питекантроп шагнул кдраконихе и резко крикнул: – Кипиус!

Дракониха немного опустила морду, втянула ноздрями воздух ивдруг выпустила толстую струю огня. Струя с шипением умчалась к горизонту. И,хотя Таня стояла далеко, она ощутила, что взмокла.