– Примерно так: мысли текут по стволу характера ивыбрасывают побеги поступков. Светлый прозрачный сок – созидательные,гнилостный – разрушительные. Зло не столько зло, сколько отсутствие добра.Любая пустота, лишенная добра, неминуемо заполняется его противоположностью.Или немного иначе: зло – есть болезнь добра. Кажется, так. В общем, я не силенв философии лешаков. Знаю только, что соки для них важнее, чем имена людей.Только по сокам они нас и отличают. В остальном мы для них на одно лицо. Глаза,нос, черты лица – это все туманно, поскольку не являются складками коры. Подиотличи, кто где! Правда, они дают нам всем имена на свой лад… – пояснилВанька.

Таня покачала головой.

– Сложно как все. Просто этическая магия… Имена?Правда? А тебе, Ванька, лешаки какое имя дали? – спросила она снеожиданным интересом.

– Разговаривать с лешими трудно. И понимать их трудно.Они в основном скрипят, – уклончиво отвечал Ванька.

– Не крути! Уверена, ты их понимаешь! – настаивалаТаня.

– Ну немного… Лешаки не любят спешки. Жить надомедленно, но невероятно упорно, а думать спокойно и прочно – именно так живет имыслит дерево.

Однако Таню было не отвлечь.

– Не заговаривай мне зубы!! Имя!

– Ну хорошо. Ясень с дубовым соком, – смущенносказал Ванька.

– Ясень?

– Да. А ты – рябина с березовым.

– Они же меня не видели!

– Ты как-то была у меня и пролетала над лесом. Онинаблюдательные, эти лешаки, хоть по ним и не поймешь, – заметил Ванька.

– Как может у ясеня быть дубовый сок, а у рябиныберезовый? – влез Ягун.

Ванька не знал.

– Я же не лешак, – сказал он.

– Кто тебя знает? По мне, кто сидит в чаще – тот илешак, – хмыкнул Ягун. – А я, интересно, кто? Вот бы спросить.Эвкалипт с пальмовым соком? А? Давай у этого чувака спросим?

– На твоем месте я бы этого не делал, – серьезносказал Ванька.

– Почему?

– Вдруг он ляпнет, что ты болтливый пенек с мухоморнымсоком? И все об этом узнают. У лешаков новости быстро распространяются. Срубиродовое дерево в Аргентине, а на другой день в питерском ресторанчике осколокдеревянной вешалки вопьется тебе в артерию. Несчастный случай. Медицина нервнодокуривает бычки у помойки, – сказал Ванька, глядя на лешака.

Лешак все так же загадочно поскрипывал и рукой, похожей накорявую ветвь, манил Ваньку к себе.

– Я сейчас! Подождите меня! – сказал Ванька и,оглянувшись на Таню, побежал к лешаку.

Двигался он быстро и легко – бегом не спортсмена, привыкшегок пружинящему настилу стадионов, а мягким, бесшумным полубегом-полушагомлесного жителя. Таня увидела, как рядом с лешаком Ванька остановился и вскинулвверх руки с растопыренными пальцами. Сделано это было под тем углом, подкоторым обычно растут молодые ветви. Именно так Медузия учила их когда-топриветствовать лешаков.

Должно быть, лешак что-то говорил Ваньке, потому что Таняслышала протяжный тягучий скрип. Ванька стоял молча, глядел себе под ноги илишь изредка вскидывал глаза на лешака.

– Что-то я устал ждать. Интересно, где Тарарах?Солнечные часы потерял, а на песочные денег не хватило? – спросил Ягун.

Звук собственного голоса для играющего комментатора, какизвестно, был предпочтительнее тишины. Таня не ответила. Она издали смотрела наВаньку, и ей казалось, что в развороте плеч у него появилось что-то новое. Несами плечи изменились, они-то остались прежними, а манера стоять, покачиваясь сноска на пятку, поворот головы. Все это неуловимо напоминало Тане некую другуюличность. Брр-р-р! Срочно в магпункт и лечиться, лечиться, лечиться, какзавещал великий Древнир…

– Чего ты так на Ваньку смотришь? – подозрительноспросил умный Ягун.

– Как смотрю?

– Как снайперша в оптический прицел. Смотрит иприкидывает: свой солдат или чужой. Если чужой – пуфф!

– Ягун, у тебя бред!

– А у тебя, Танюха, карма такая – влипать внеприятности, – продолжал Ягун.

– Почему это?

– Ну или слишком пессимистическое сознание.Пессимистически-жертвенное. Осознанно или неосознанно, ты всегда идешь туда,где на макушку тебе может упасть кирпич.

– Ерунда! Просто как-то так получается, что мне чащедругих встречаются сволочи, – сказала Таня.

– Сволочей в таких количествах еще поискатьнадо, – заметил Ягун. – И вообще вежливых и деликатных людей кудабольше. Так уж сложилось. Доказывается это элементарно. Загляни в любуювертикально стоящую трубу в лопухоидном мире. Между рейками скамейки, в любующель между стульями. Везде будут фантики, жвачка, раскисшие яблочные огрызки ирваные бумажки. Кто их туда затолкал? Вежливые и деликатные люди.

Неожиданно Таня увидела Тарараха. Питекантроп быстро шел поберегу пруда. На плече у него лежал скатанный в трубку ковер-самолет. Выгляделпитекантроп неважно. Утром он был свеж и румян, сейчас же иссиня-бледен, какдеревенский дуралей, которому предложили выпить двое вампиров. А он, наивный,еще удивлялся, почему у них нет с собой бутылки.

– Ну что? Все здесь? Летим? – спросил Тарарах.

– Откуда вы? – спросила Таня.

– Пришлось подменить Сарданапала на дежурстве!.. –кратко ответил питекантроп.

Таня и Ягун переглянулись.

– И как там в подвале? – спросила Таня.

– Я поклялся Разрази громусом, что ничего нескажу, – пробурчал Тарарах.

Ягун махнул рукой.

– Ерунда. Любой громус можно обойти. Скажите: «Я невидел в подвале ничего ужасного. Тантал не произносит имен духов мрака, ЖуткиеВорота не трясутся и вообще все пучком!»

Питекантроп настороженно посмотрел на него и, поняв, чтоЯгун все знает, невесело усмехнулся.

– Ты и представить не можешь, насколько всепучком! – заверил он и стал расстилать ковер-самолет.

Это был старый, протертый ковер с большими кистями, которыйв обычное время лежал в кабинете Сарданапала. Когда это было нужно, ковромпользовались и другие преподаватели. Что касается Тарараха, то он, как иВанька, был равнодушен к тому, на чем и как летать.