консьержа Фиона с немного стеснительной улыбкой. – Аарон из сорок четвертой квартиры спрашивал, не получали ли вы для него посылку.

Мужчина смотрит на нее непонимающим взглядом.

– Он сказал, что вы знаете, – продолжает улыбаться Фиона, подражая то ли какой-то незначительной помощнице, то ли скромной подружке – точно не сказать кому.

– Кто?

– Аарон. Из сорок четвертой квартиры. На восьмом этаже.

Она говорит энергичным, «профессиональным тоном», хотя и немного глуповатым, пытаясь скрыть тот факт, что мы не знаем фамилию Аарона. Как так получилось? Он же несколько раз выступал по радио, но почему-то фамилию мы не слышали. Мы всегда его называли между собой Аароном из «Детей Бригитты».

– А, американец, – говорит консьерж.

– Ну да! – усердно кивает Фиона.

– Да он уже несколько недель как уехал, – сообщает консьерж с выражением недоумения на лице. – Еще в сентябре.

– Точно, – Фиона едва ли не переходит на писк, поддакивая. – Он поручил мне забрать его посылку. Он сказал, что вы знаете про нее, правда? Сказал, что Питер знает.

На груди консьержа красуется бейджик с надписью «ПИТЕР» – понятно, что Фиона увидела его сразу же, как только зашла, но произнесенное вслух имя, похоже, уверяет мужчину в том, что она та самая, за кого себя выдает.

– А, – кивает он, нехотя встает со стула и принимается просматривать почтовые ящики позади себя. – Никаких посылок, даже понятия не имею, о чем вы. Но письма ему приходили. Я думал, он сам приедет забрать их, потому что он не сообщил свой новый адрес.

– Да-да, точно! – возбужденно отзывается Фиона. – Он так и сказал, что, может, это посылка, а может, письмо.

Я поверить не могу, что он попадется на ее удочку, и еще больше поражаюсь, когда он передает ей пачку нераспечатанных писем из почтового ящика под номером 44.

24

Всего пять писем. Два от телефонного провайдера: одно с подтверждением требования отменить контракт и еще одно – об отмене контракта. Два из банка: в одном говорится, что он превысил лимит на тысячу триста евро, а в другом – что ему выписан штраф за превышение лимита.

Я разглядываю письма, вспоминая те самые невероятно скучные сны. Может, именно по этим делам ходил Аарон, когда я сопровождала его во сне?

– Бранум, – недоверчиво произносит Фиона. – Фамилия Аарона – Бранум?

Я перевожу взгляд на адрес, пораженная этим фактом. «Аарон М. Бранум, квартира 44, квартал Елисейские поля, Денмар-стрит, Килбег». Мне почему-то становится не по себе. Я не могу объяснить, почему, зато у Фионы это получается идеально.

– Да не может у него быть такая фамилия, Бранум. Уж слишком нормальная. Ему скорее подошла бы «Гитлер» или «Сатана». А что значит «М.»? «Мудак»?

Вскрывая последнее письмо, мы срываем джекпот. Как относительно заклинания связывания, так и в более традиционном смысле.

На конверте наклеена американская марка, из Калифорнии. В него вложен запечатанный конверт поменьше. На маленьком конверте указан адрес: «Юба-Сити, Калифорния», и когда мы его открываем, из него вылетают пять стодолларовых банкнот.

Фиона испускает долгий удивленный свист.

– Ни фига себе. Он превышает кредит и разрывает контракт с телефонной компанией, но при этом посылает кому-то пятьсот долларов?

Я качаю головой, не понимая, как все это связано между собой.

– Не пять. Не пятьдесят. А пятьсот, – продолжает Фиона.

– Прочитай письмо, – говорит Лили.

Мы читаем письмо.

«Дорогие мистер и миссис Мэдисон!

Я пишу вам почти в полной уверенности, что вы сожжете это письмо, не заглядывая в него. На вашем месте, возможно, я поступил бы так же.

Как вы, должно быть, знаете от моих родителей (которые, как я надеюсь, посещают ту же церковь, что и вы), последние несколько лет я жил в Европе, распространяя Слово Божие и пытаясь искупить свои грехи. Я понимаю, что никогда не смогу получить вашего прощения, но надеюсь, что вложение в этом письме поможет выразить мои непрекращающиеся и искренние сожаления по поводу случившегося в «Соснах-близнецах». Не проходит и дня, чтобы я не поминал Мэтью в своих молитвах.

Я осознаю, что после стольких лет молчания весть обо мне станет для вас сюрпризом. Но недавние события в моей жизни – и, возможно, взросление в целом – заставили меня понять, что мы можем гораздо лучше управлять своими судьбами, чем я полагал.

Искренне ваш,

Аарон Майкл Бранум»

* * *

– Почему американцы все время называют любую страну здесь Европой, как будто это какое-то отдельное государство? – первое, что спрашивает Фиона, закончив читать. – Он прожил несколько лет в Ирландии. Пусть так и напишет.

Я молча перечитываю письмо, раз за разом, пытаясь сопоставить его со знакомым мне Аароном. Слишком много всего нужно переварить. Похоже, что он был виновен в гибели некоего Мэтью. Но что-то намекает, что это не просто происшествие, а нечто гораздо более печальное.

И почему он не уверен, что его родители посещают ту же церковь, что и Мэдисоны? Если он настолько помешан на Боге, то разве он не должен знать наверняка? Он определенно утратил связь и с родителями – и это тот Аарон, что рассуждал о важности семейных отношений.

– «Сосны-близнецы». Это еще что такое? – размышляет вслух Фиона.

– Наверняка какое-то заведение для чокнутых, – отвечает Лили.

Мы ищем в Google. Лили права. Это действительно «Центр заботы о молодых людях с проблемным поведением».

– Как ты узнала? – спрашиваю я Лили.

– Потому что все они называются на один лад. У мамы в ящике для перчаток одно время лежали такие брошюрки. «Пастбища успокоения», «Хрустальные воды».

– А почему твоя мама… – начинаю я и осекаюсь. – Они что, хотели отослать тебя в такое заведение?

– Наверное, – пожимает она плечами. – В какой-то момент они точно туда обращались, чтобы им выслали брошюры.

Я содрогаюсь при мысли о том, что Лили могли запереть в одном из этих «центров». Подумать только!

Потом я понимаю, что в одном из таких заведений одно время держали Аарона, а это представить еще труднее.

– Надо поговорить с Нуалой и Манон, – говорит Фиона. – Письмо наверняка пригодится, правда? Это возвращение отправителю, а значит, на внутреннем конверте должна быть его слюна и все такое. Да и деньги, наверное, какое-то время лежали в его карманах. И он написал письмо от руки.

– И указал свое имя, – добавляю я. – Свое полное имя, своей собственной рукой.

Я вдруг мысленно переношусь в февраль, когда Ро едва не поцеловал меня, но вместо этого сообщил свое имя. Тогда он еще сказал, что настоящие ведьмы знают настоящие имена вещей.

– Почему они не взяли деньги? – удивляется Лили вслух.