Я часто бывал у брата на работе, он меня просил прийти посоветоваться, если что. Мне было, во всяком случае, интереснее быть у него на работе, чем с зэками. Брату было жалко сына Шноркина, который был точной копией старика Шноркина — молодой его вариант, моего возраста. Молодой Шноркин всегда появлялся, когда отца привозили на допрос из следственной тюрьмы. Брат давал возможность сыну передать еду и предметы туалета отцу, устраивал им свидание в отсутствии Евреинова. Оба Шноркина, в особенности молодой, угрожали растерзать Евреинова (в его отсутствии). На брата, как я замечал, смотрели без любви и благодарности. Это, вероятно, была смесь зависти и конкуренции: «Кто ты такой, чтобы быть выше нас?! Другое дело Евреинов — он русский!» — считывал я на их физиономиях. «Мне их жалко, поэтому помогаю», — говорил мне брат. «Они бы тебе не помогли», — сказал я ему. «Я делаю это, т. к. иначе не могу», — отвечал он мне. «Всё равно будь осторожен! — посоветовал я. — Ты уж очень явно разваливаешь дело, и перед Евреиновым показываешь своё неравнодушие к Шноркиным». Когда я уходил от брата, ко мне часто присоединялся по пути молодой Шноркин. У него была большая крепкая голова, чёрные короткие завитые волосы, низкий лоб, короткая толстая шея, бараньи выпученные глаза. «Баран!» — определил я его по моей «человеко-животной» классификации. Он и по дороге продолжал ругать Евреинова и прокуратуру. Я про себя удивлялся: «Как брат — тонкий психолог в профессиональных вопросах — окружающих его людей видел только в положительном свете?». Он всем помогал, в том числе и зэкам, и подследственным. Люди охотно пользовались его добротой, ничего не давая взамен. Это было видно мне со стороны, и я переживал за него. Но он в этих вопросах к моим советам совсем не прислушивался и даже злился, когда я ему такие советы давал. В профессиональных вопросах он ко мне прислушивался. Внешне его все любили, он привык с детства, что его все любят, в том числе и мать, и поэтому видел мир в более розовом цвете, чем этот мир был!

Я продолжал трудиться на своём участке «общественно-бесполезной» деятельности. Зэков я имел возможность оставлять одних. Среди них появился «стукач» — Сангинов, который мне ежедневно, по своей инициативе, подробно докладывал: кто что сказал, кто что замышляет. «Хасанов готовит побег!» — объявил он мне и сказал как. На следующий день Хасанова не оказалось в машине со мной, и я понял, что Сангинов и в тюрьме доложил. Через несколько дней Хасанов всё же сбежал из тюрьмы, спрятавшись в сейфе. Это, конечно же, было лучше для меня, чем если бы с завода. Я становился больше оперативным работником, чем инженером. Медицинские знания мне очень пригодились, когда после обеденного перерыва ко мне подошёл перепуганный мастер цеха и сказал, что один из моих зэков, ростом метр девяносто, пригрозил его убить, за то что он за ним всё время, якобы, следит. «Да не слежу я за ним! — оправдывался мастер цеха. — Нужен он мне!». Поговорив с зэком, я тут же решил, что у него паранойя, и позвонил в тюрьму — прислать транспорт забрать его с завода. Я почувствовал, что зэк расправится с мастером раньше конца рабочего дня. Приехал лейтенантик, метр шестьдесят ростом — оперативник, в крытой машине с решетками для перевозки конвойных зэков. «Где он? — спросил меня оперативник дрожащим голосом, подавая дрожащую руку, добавив жалобно: — Там грязно, да?». — «Где грязно?» — спросил я его. «Ну, в цехе, конечно, грязно — это же литейный цех! Я там весь запачкаюсь!» — смотрел он прощально на свою новенькую форму. «А вы что, приехали сюда пачкаться?!» — спросил я. «Ну, я ж буду с ним возиться!» — плаксиво пояснил оперативник, идя на бой с зэком. «Вы оставайтесь в машине, — посоветовал я ему, оценив его способности, — а я сам зэка приведу». «Правда?» — недоверчиво, но с надеждой спросил лейтенантик. Подойдя к зэку, я спокойно, но повелительно произнёс: «Пойдём!». «Куда?» — спросил он, но пошёл за мной. Привёл его к машине и сказал так же спокойно: «Садись!» — указал ему наверх. «Зачем?» — спросил встревожено зэк. «Нужна твоя помощь, на полчаса, в колонии», — буркнул я, сев тоже наверху машины. В тюрьме пошёл в медсанчасть, переговорил с психиатром — похожей на санитарку женщиной, как и положено, в грязном, мятом халате.

Отметил странности в поведении зэка, поставил ему диагноз паранойя и посоветовал его пролечить. «А вы кто? Врач?» — спросила она. «Нет пока», — ответил я. «Знаете, так диагнозы не ставят! За больными надо долго наблюдать!». — «У меня нет такой возможности», — сказал с сожалением я. Однажды очень напугали меня зэки: привез, как всегда, их на завод, сам ушёл домой и неплохо поспал. Проснулся в 4 часа дня, когда зэков обычно уже в машину сажал. Запыхавшись, пробежал три километра до завода за минут 20. В литейном цехе ни одного «моего» зэка! Пробежал по всем цехам — зэков след простыл! Тут главный инженер с какой то делегацией попался на пути. «Где заключённые?!» — по-глупому спросил я его. «Кто?!» — не понял он. «Заключённые», — ещё раз повторил я. «Заключённые в тюрьме!» — ответил он возмущённо и насмешливо одновременно. Выскочив из цеха на улицу, увидел моих зэков, мирно сидящих на траве. «Ты где был? — спросили они меня. — Мы на ужин опоздаем». Я готов был каждого из них расцеловать, так они мне были дороги. «Давайте быстрее, успеем ещё, поехали!». Зэки с радостью и весело вскочили в машину, чтобы та отвезла их в тюрьму.

«Через две недели сможете вернуться на своё место в техотдел, — „обрадовал“ меня главный инженер. — Спасибо, вы, кстати, очень хорошо справились со своими обязанностями». Эта новость меня неприятно озадачила. «Нет, — решил я, — в тюрьму больше не вернусь, — буду искать работу. А почему я должен искать работу на заводах или в тюрьмах?! — возмутился про себя я. — У меня такой богатый опыт инженерной деятельности, пройдусь-ка, по министерствам!». Первой «жертвой» было выбрано министерство лёгкой промышленности на проспекте Ленина недалеко от прокуратуры. Решил ближе к брату искать. «Нет, к сожалению, у нас вакантных мест», — ответили в министерстве. Перешел дорогу и попал в другое министерство — сельскохозяйственного машиностроения. Прошел с важным видом мимо секретарши, небрежно пронеся перед ее носом красное тюремное удостоверение, где значилось: МВД Таджикской ССР, толкнул дверь к самому замминистра! Она тут же запнулась, и я прошёл в кабинет замминистра, вероятно, арестовать его! Замминистра по виду оказался евреем лет 60 со звездой Героя соц. труда на груди.

В кабинете сидел ещё один еврей, и тоже по виду непростой. «Вы ко мне?» — на удивление приветливо спросил замминистра. «Да, хочу у вас работать», — скромно объяснил я. Посмотрев мою трудовую книжку, а затем внимательно на меня, неожиданно резко спросил: «Пойдёте главным технологом нашего нового предприятия? У вас, я вижу, большой опыт работы: и инженером-конструктором, и инженером-технологом, и главным механиком работали». «Пойду!» — ответил я так же резко и испугался. «Хорошо, приходите завтра, и мы всё обсудим». — «Ты что?!» — испугался брат ещё больше меня. «Да, наверное, не пойду, — согласился я. — Хотя и приятно — такое царское предложение! Но неудобно перед евреем, который по-отцовски мне доверяет». — «Знаешь, — сказал я брату, — лучше я поищу работу, где можно отдохнуть. Мы часто бываем в ботаническом саду. Вот, где мне нравится! — сказал я. — Вот, где можно работать, там такая трава и тепло, можно лежать на траве, отдыхать, и воздух чистый. Там же есть оборудование, а я работал механиком». Брат на меня ехидно, как мне показалось, посмотрел. «Нам как раз нужен механик, — обрадовалась в ботаническом саду молодая женщина в конторе, — приходите к нам работать!». — «А что у вас тут надо делать?» — наивно спросил я. «Да бывает, трубы в парниках прорывает или электроэнергия отказывает». — «Хорошо, завтра приду, — пообещал я, но решил: нет, это не для меня, всё же не сантехник, надо искать дальше». Гуляя по городу, наткнулся, уже с другой стороны от прокуратуры, на одноэтажное здание с вывеской ТаджикИНТИ, что означало: Таджикский институт научно-технической информации и пропаганды при Госплане Таджикской ССР. «Всё-таки Госплан, Совет министров звучит лучше, чем министерство! — подумал я. — Вот это подойдёт по моему уровню для начала!» — и я осторожно зашёл во двор. Во дворе всё было мирно, культурно, без суеты, без шума заводского, интеллигентная аура. Сотрудники, которых я увидел, были не тюремные держиморды. Проходя по коридору, читал на дверях: «Редакционный отдел» — главный редактор Семен Ефимович Резник — чем тебе не еврей, отметил я; «Отдел патентов и изобретений» — начальник отдела Михаил Адамович Пшезмирский — не еврей, а поляк, конечно, но и не Бусурманов!