Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А на утро у меня болело в промежности, у Гали больше голова. Так она и сказала, но я всё же был горд своим благородством: с честью выдержал своё обещание Роберту. А главное, проявил высшее благородство по отношению к Гале — не воспользовался ее бедственным положением. Выйдя от Роберта утром, тут же решил назначить свидание в таком месте, где смогу заслуженную награду от неё получить за свою выдержку и благородство. «Нет, — сказала Галя, — сегодня у меня голова болит». — «Давай завтра», — с готовностью, поняв её состояние, предложил я. «Нет, и завтра не могу», — уже раздражённо ответила Галя. «А когда?» — спросил я, поняв причину её отказа. «Не знаю, — ответила холодно Галя, глядя мимо меня, — у меня нет времени». Моё благородство было ею расценено как моя мужская несостоятельность или безразличие к ней, а скорее и то, и другое.
Не зная, где срочно найти замену Гале, вспомнил о кореянке, которую я когда-то спас от таджика-такелажника. Пусть теперь меня спасает! Не было выдержки долго откладывать задуманное. Вечером разыскал кореянку и её брата, но в мою кибитку на завтрашний вечер пригласил только ее. «Ты хитрый змей! — по „юго-восточному“ сказала она, смеясь. — Ну, хорошо, приду», — произнесла она на прощанье многообещающе. «Хорошо, нас с женой вечером не будет в кибитке», — пообещал брат. Встретив кореянку торжественно, повёл в кибитку. Через полчаса вернулся неожиданно брат с женой, что-то у него сорвалось с обещанием, и он виновато на меня посмотрел. «Пойдём в кино», — предложил я кореянке по-пионерски. Рядом был кинотеатр «Заравшон». В кино было скучно, и мы покинули зал через полчаса. По пути кореянка стала изливать свою корейскую душу, мол, никто не понимает её. Душа была у неё заметно раздражена. «У меня болит голова, — пожаловалась и она. — Я пойду домой». Ещё у одной из-за меня разболелась голова! Она села в автобус, а я пошёл бродить по вечернему Душанбе. Примерно через час гуляния по проспекту Ленина увидел на противоположной стороне проспекта в обнимку идущую пару. Женская половина оказалась уже не моей кореянкой! А вторая половина, обнимающая первую — таджик, похожий на заводского такелажника. Очевидно, такелажник знал, кого хватать за выпуклости, и моя помощь им не была нужна. Это была с моей стороны медвежья услуга ей, а сейчас её никто не спасал, и она имела возможность полечиться от головной боли. Решил больше никогда не спасать женщин, однако, один раз опять не удержался, но это было позже.
А пока я срочно занялся дальнейшими поисками страдающих головной болью. Решил для этого оставить зэков одних, они уже освоились, и я тоже. Доставив их на завод, отправился погулять по утреннему Душанбе. Около кинотеатра «Ватан» решил, из-за отсутствия хорошего фильма, пойти в кинотеатр «Хроника» — через дорогу, где был единственный туалет в этой местности. Раньше, думаю, схожу в туалет, а затем осмотрюсь: или в кино, или кого-нибудь с «головной болью» встречу. В туалете заметил толстенького, лет сорока, то ли армянина, то ли грузина, в общем, одет не как таджик. Он на меня покосился. «Что надо?!» — подумал я и с вызовом на него посмотрел, продолжая, как и он, стоя, делать своё дело. «Ладно, — думаю, — пошёл к чёрту! Что заводиться из-за какого-то визиониста?» Иду, а он за мной: «Что скучаем?» — спрашивает у меня. «Ах, вот оно в чём дело! — понял я. — Искал тётю, а клюнул дядя, вернее — „тётя-дядя“». Настроение было злым! Решил: «Раз уж тетя убегает, то хоть поиздеваюсь над гомиком, раз судьба надо мной подсмеялась!» «Да, скучаю», — согласился я. «Пойдёмте ко мне в гости», — нежно предложила «дама», оказавшаяся армянином. «Пойдём», — сказал я. «У меня очень вкусная еда дома, я работаю официантом в ресторане», — пояснил он. «Ладно, ладно, — подумал я, — я тебя отведу к брату в прокуратуру, гомосексуалистам дают три-пять лет, а брату такая практика пригодится». Гомик воодушевился, как я когда-то с Галей, остановил машину, и мы поехали. «Поедем мимо прокуратуры, — нанёс я ему первый удар, когда мы проезжали вблизи. — Мне надо туда, я быстро», — пообещал я. Решил: зайду к брату и сдам ему полового извращенца! «Хорошо», — улыбнулся спокойно гомик и попросил шофёра остановиться. Подойдя к кабинету брата, обнаружил закрытую дверь. «Он уехал на происшествие, — сказал следователь из соседнего кабинета, — и не скоро вернется!». — «Вот повезло гомику! — подумал я. — Ладно, я сам поеду к нему, посмотрю, где он живёт! Мы с братом его потом возьмём!». Увидев меня, занявшего место опять в машине, гомик заулыбался и сказал: «У меня есть здесь хорошие знакомые — прокурор города — частый гость нашего ресторана». Через минут десять добрались до бараков, которые оказались недалеко от тюрьмы и рядом с бараком трёх горбатых старушек-«девственниц». Пропустил его первым, чтобы контролировать ситуацию, мы шли по тёмному коридору. Наконец, он открыл дверь в свою комнату. Там стояли две кровати, а на стене висел портрет ещё одного армянина. «Твой друг?» — спросил я. «Да, он сейчас в Армении», — успокоил меня «изменщик», чтобы я не боялся возвращения «её/его» «мужа» или «жены», как было в случае с Эсмеральдой. «Ты угощайся, — сказал „он/она“ великодушно, поставив на стол шоколадные конфеты, шампанское, — а я сейчас», — промолвил(а) «он/она» и, взяв халатик, пошёл(а) в ванную подмываться, очевидно. Поев немало конфет и запив шампанским, стал дожидаться появления «гомика». Было смешно из-за ситуации, в которую я себя поставил. Наконец, появился распарившийся «гомик» — в халатике выше колен, сел на стул напротив, стал на меня призывно глядеть. «Ладно, — подумал я, — пора кончать комедию, а то ещё оргазм у него начнётся!». — «Ты что, гомосексуалист?» — спросил я его, улыбаясь. «Да», — сказал он томно. «А почему ты решил, что я тоже гомосексуалист?» — спросил я его уже зло. «А разве нет?! — встрепенулся „гомик“. — Ты же на меня смотрел в туалете!». — «Смотрел, потому что хотел спросить у тебя: чего вылупился?!». — «А у нас это означает приглашение к близости», — пояснил «гомик». «Тебе повезло, — сказал я ему, — что моего знакомого следователя не оказалось в прокуратуре, а то бы сегодня уже спал на нарах». — «Ну, этого я не боюсь, — заверил „гомик“. — Я уже сказал, что прокурор — мой хороший знакомый». — «И партнёр», — не удержался я. «Гомик» загадочно улыбнулся. «Ладно, — сказал я, — спасибо за угощение, я пойду». — «А зачем ты пришёл?» — не понимал «гомик». — «Чтобы тебя отправить на нары. Я же тебе уже объяснил». — «А домой зачем пошёл?». — «Чтобы посмотреть, как „гомики“ живут, — пояснил я. — И кроме того, что мне тебя бояться, твои физические возможности я сразу оценил и понял, что ты — женщина, и для меня опасности не представляешь». — «Ладно, извини, — сказал „гомик“, — останемся друзьями, приходи в ресторан». «Зачем ты его привёл? — смеялся брат, когда я ему объяснял свою операцию по взятию „гомика“. — Ты что, думаешь — мне делать нечего?!» — сказал он. Потерпев неудачу на сексуальном фронте, решил охоту на открытом пространстве из-за её опасности прекратить! Пока ты охотишься на зверя, не подозреваешь, что и на тебя охотятся, или добычу могут отнять, как в случае с кореянкой. От звериного способа охоты надо переходить на человеческий — в коллективе! Решил перейти на человеческую стадию развития — делать карьеру — поступить в мединститут. Для начала купил пособия для поступающих в ВУЗ: по химии, биологии, физике, по русскому языку и литературе. Химию я знал меньше физики, физику — меньше биологии, а в биологии генетику вообще не знал. Биологию учили в десятом классе, но я окончил семь и дальше ботаники и зоологии не продвинулся. В техникуме биологические науки не изучались, а генетика всего как два года была разрешена в Советском Союзе. Пока я продолжал развозить зэков, брат, как и везде это случалось, выделился в прокуратуре, и ему, практиканту, студенту второго курса, предложили остаться там работать следователем! Вначале стажёром у старшего следователя прокуратуры с издевательской фамилией — Евреинов. Конечно, он ничего общего не имел с евреями, а скорее наоборот, и правильнее было бы его назвать — Антиевреинов, но родители ему дали фамилию Евреинов, а в придачу рожу и хватку бульдога, голубые глаза и наглую улыбку. Ему было лет сорок, одет в чёрный костюм, белая рубашка, чёрный галстук — выглядел, как высший партийный работник. Подследственные его боялись, но от страха не признавались. В особенности боялся его еврей 60 лет, с большой кавказской кепкой-«аэродром» на голове — Шноркин. Шноркин в советской торговле на чём-то попался, и Евреинов, как и положено бульдогу, сильно вцепился в его «ножки»! Шноркин с надеждой смотрел на брата, но, как мне показалось, с братом вёл себя наглее, чем с Евреиновым. Он брата не боялся, считая, что брат, как еврей, ему многим обязан.