названием Tram-pam-pin. Было это еще до введения электронных историй болезни (которые все сейчас ругают). Писал доктор, согласно докторскому обыкновению, как курица лапой, и медсестра, просматривая назначения, прочла название лекарства как Tram-pam-pol (средство от диабета), тем более что дозы были такие же.

Обычно медсестры любят макать докторов носом в лужу, но тут что-то не сработало, и старушку, у которой никакого диабета не было, стали кормить трам-пам-полом. Еще через день ее отправили домой, и тот самый доктор, умный, внимательный и очень грамотный мальчик, вконец задолбанный недосыпом и бесконечными дежурствами, переписывая лекарства из медсестринской карты в выписные инструкции, тоже не врубился и выдал рецепт на Tram-pam-pol…

Лирическое отступление про врачебный почерк

Врачебный почерк со всей его уродливостью – явление транскультурное и вневременное.

В 1982 году мы, несколько врачей в маленькой больнице под Баку, пытались прочесть недельной давности запись своего коллеги, но тщетно. В конце концов мы обратились к самому автору, но и он потерпел позорное фиаско. За мной самим тянется длинный хвост криптограмм на русском, иврите и английском.

Компьютеризация не ликвидировала эту проблему, а лишь заменила другой. Если раньше врач самостоятельно создавал полностью относящуюся к делу, но не поддающуюся расшифровке запись строк в пятнадцать, то теперь компьютерная система поддержки выбрасывает семь страниц легко читаемого текста, где девяносто восемь процентов посвящено подстиланию соломки на случай чего, а попытки разрыть эту навозную кучу в поисках жемчужного зерна приводят лишь к обострению ощущения краткотечности жизни (vita brevis, ars longa) и тщеты бытия вообще. Так что в результате все равно швыряешь компьютер об стенку и звонишь коллеге с просьбой рассказать своими словами…

…Дома старушка ревностно принимала лекарства, выписанные умными докторами; вскоре сахар в крови таки упал, ее привезли обратно в приемное, опять спасли и положили к нам в отделение. Старушка лежит на койке, довольная полученным лечением, младший доктор рвет на себе волосы и думает о смене карьеры, а родственники больной рыщут по госпиталю и громогласно жаждут крови (с полным на то правом, заметьте себе). Заместитель заведующего отделением, известный своей страстью к провозглашению непреложных истин, уже начинает сотрясать воздух сентенциями о дальнейшем улучшении медицинского обслуживания, о недопустимости и суровой ответственности, но ничего сам не делает.

И тут меня вызывает сам заведующий отделением профессор Ф.

По некоторым людям сразу видно, какого поколения процессор у них в голове. У одного в голове последний «Мак», и ты не успеваешь дойти до середины вопроса, как тебе выдается ответ, и даже не один. У другого в голове «Железный Феликс» (для сопливой молодежи: был такой механический калькулятор-арифмометр, напоминавший пишущую машинку «Ундервуд» из фильма «Ленин в Смольном» и приводившийся в действие кручением ручки сбоку). Скажешь такому человеку что-нибудь – начинается в ответ натужное скрежетание зубчатых колесиков, и очень хочется покрутить какую-нибудь ручку или капнуть масла, чтобы ускорить этот мучительный процесс.

Впрочем, сразу оговорюсь, быстродействие совершенно необязательно означает правильность ответов и адекватность реакций. И наоборот.

У моего босса в голове был процессор все-таки электронный, хотя и не очень новый; наверно, первый «Пентиум». Прежде чем что-либо сказать, он замирал на полторы секунды со взором, обращенным за правое плечо собеседника, и было отчетливо видно, как электрический импульс бежит по платам и синапсам. Результат был безукоризненно логичен, жесткий диск его был загружен неимоверным количеством информации, и в медицинских вопросах босс не ошибался никогда. Правда, эмоциональный уровень, а также (как мне казалось до того) заинтересованность в судьбах сотрудников соответствовали тому же «Пентиуму».

Так вот, вызывает меня завотделением и ставит почетную задачу разобраться в ситуации: младшему врачу вдуть как следует, а семье потерпевшей – наоборот. Я осторожно спросил, в каком ключе мне следует разговаривать с семьей, босс ответствовал: «Надо подчеркнуть положительные аспекты случившегося». И я пошел, судорожно стараясь обнаружить хоть какой-то положительный аспект… Ну разве что не удалось нам ухлопать старушку совсем насмерть…

Разговор с младшим врачом получился короткий, поскольку все, что я мог ему сказать, он уже сам себе высказал; так что я велел ему утереть сопли, идти работать и не попадаться на глаза вообще никому пару дней.

У меня есть теория, что ошибки (желательно нелетальные) совершенно незаменимы в процессе созревания врача. Никакие умные книги, никакие блестящие лекции или разносы от начальства не сравнятся по своему педагогическому воздействию с волнами холодного пота, прошибающего тебя при осознании того, каких дров ты наломал.

Беседа с родственниками старушки не относится к числу моих любимых воспоминаний. Я выслушал много отвратительно справедливых слов про медицину вообще, про врачей в этой отдельно взятой стране и про наше отделение в частности. Но люди они были, в общем, мягкосердечные, пороху в них хватило всего минут на сорок, и на этом дело было закрыто без последующих экзекуций.

И надо сказать, почерк у всех моих коллег в отделении чудесным образом сразу улучшился. На некоторое время.

Инерция мышления

Пациент № 1

В кабинет врача входит пожилой человек с палочкой и осторожно присаживается на стул, предназначенный для пациентов.

Доктор (лихорадочно что-то дописывает):

– Здравствуйте, Алексей Васильевич… Как вы себя чувствуете?

Пациент:

– Доктор, говорите громче, я плохо слышу…

Доктор после двух попыток говорить погромче набирает полную грудь воздуха и начинает кричать. Теперь все в порядке.

Пациент № 2

В кабинет врача входит старый человек и осторожно присаживается на стул, предназначенный для пациентов.

Доктор (роется в карманах в поисках пишущей ручки):

– Здравствуйте, Галимзян Закуанович… Как вы себя чувствуете?

Пациент:

– Доктор, говорите погромче, я плохо слышу…

Доктор после попытки говорить погромче набирает полную грудь воздуха и начинает кричать. Теперь полный ажур…

Пациент № 6

В кабинет врача входит очень старый человек и осторожно присаживается на стул, предназначенный для пациентов.

Слегка охрипший к этому времени доктор делает глубокий вздох и начинает кричать.

Пациент:

– Доктор, а что это вы так кричите?! Я же не глухой!

Немая сцена.

Макиавелли

В полседьмого вечера, когда мой рабочий день еще не кончился, а персонал уже начал подбивать бабки за день и передавать больных ночной смене, звонит медсестра из блока интенсивной терапии и говорит:

– Док, тут я прошлась по истории болезни, и оказалось, что вот кардиолог сегодня рекомендовал сделать то-то и то-то, а вы никаких назначений не дали. Не хочется ли вам таки назначить то-то и то-то и заодно сделать что-нибудь для давления и калия (следует полный список того, чего мне необходимо захотеть сделать)?

И по тону, которым это все сказано, становится совершенно ясно, что в том случае, если мне по злому умыслу не захочется назначить то-то и то-то, меня незамедлительно отконвоируют на холодный двор, поставят к кирпичной стенке и выведут в расход старым конармейским способом без длинных процедур.

Ох, не люблю я этот тон.

Но, с другой стороны,